Он чувствовал себя, как отличник, которого поймали на списывании – врасплох и с поличным – и совершенно не представлял, как выпутываться из этой ситуации.
– В гостиную. Быстро, – тон миссис Стюарт не терпел возражений.
Джек повиновался молча. В комнату он шёл как осуждённый на казнь, на негнущихся ногах.
– Садись, – миссис Стюарт была немногословна. Кивком головы она указала на диван.
Джек послушно присел на самый краешек, словно это была раскалённая плита или поверхность дивана была покрыта шипами.
– Значит, ты считаешь, что уже достаточно взрослый, чтобы самому решать, как тебе жить? Значит, ты считаешь, что мы с отцом – два старых идиота, которые заботятся лишь о собственном спокойствии? Значит, ты думаешь, что способен понять, что для тебя лучше?
Джек продолжал молчать. Он хотел бы что-то ответить. Он хотел бы распрямить спину или даже гордо встать – чтобы быть наравне с матерью. Но вместо этого – весь сжался и понуро опустил плечи. В нём возмущение и жажда самостоятельности боролись сейчас с годами впитываемым и взращиваемым страхом перед родителями.
– Ты всегда был слабовольным! И вот к чему это привело! Стоило тебе связаться с этим Миллсом! Не зря я никогда не одобряла эту дружбу! Не надо мне было тебя и на порог к нему пускать! – миссис Стюарт распалялась всё сильнее и если свою речь она начинала сухо и расчётливо, то теперь не могла совладать с эмоциями – ещё немного и, Джек знал это наверняка, она перейдёт на нечленораздельный визг.
– Своей идиотской музыкой и бренчанием на гитаре ты никогда ничего не добьёшься! Ты хочешь прозябать в нищете? Музыка не может быть профессией! Это всё баловство! Тем более, эта, грязная, негритянская музыка! Ты приличный мальчик из приличной белой семьи!
Джек внутренне закипал. По степени накала его эмоции были сейчас столь же горячи, как и у его матери. Но он продолжал молчать. Только сильнее бледнел, да крылья носа раздувались от бессильной злости. Мысленно он давал ответ на каждую фразу миссис Стюарт. На деле же он был забит и подавлен. Он не мог решиться даже раскрыть рот. И, кого он обманывал, тут было совершенно ни при чём, что она нашла его записи и предвосхитила его первый шаг. Её невозможно было переубедить и переспорить.
И вдруг Джек вспомнил, как ушёл на свою первую репетицию с «Воротничками». Конечно, тот поступок нельзя было ставить в сравнение с уходом из дома навсегда. Но в тот момент для него это всё равно был очень серьёзный шаг, почти настоящий бунт. Значит, он всё-таки был способен на прямое и открытое противостояние.
– Мама, – Джек поднялся на ноги. Они не слушались его, были всё такими же ватными, как когда он шёл через холл в гостиную. Он очень боялся, что колени его подведут и он безвольно рухнет обратно на диван. И всё же он изо всех сил старался выглядеть уверенно и спокойно. Джек бы очень удивился, если бы узнал, что, несмотря на своё внутреннее волнение, почти панику, его внешний вид этого не отражал. Разве что лицо было бледнее обычного.
Миссис Стюарт не сразу расслышала