Тройняшки не по плану. Вероника Лесневская

информацию «другу», – недоверчиво слово выделяет, но я и бровью не веду, – …то я вынуждена буду сообщить об этом в компетентные органы, – и невозмутимо возвращается к своим бумагам. Записывает что-то неразборчивым почерком, перелистывает документы. Делает вид, будто меня не существует.

      Да это же вторая Агата! Только старше, закаленнее и ядренее! Как говорится, хочешь узнать, какой станет девушка с возрастом, – посмотри на ее мать.

      Как же бесят обе!

      Клянусь, я не хотел этого. Договорился на крайний случай. И сейчас бросаю короткий вызов сотрудникам Минздрава, ожидающим внизу.

      – Я думаю, вы не будете против, что перед тем, как полностью оформить документы и вступить в права владельца клиники, я хотел бы понять, что приобретаю, – начинаю издалека, слегка усмехаясь.

      – Нет, но на вашем месте я бы сделала это раньше, – поучительно отмечает.

      Точно, Агата! Да плевать мне на их клинику. Поэтому и не вникал в дела. Но теперь придется.

      – Войдите, – нагло отвечаю на стук вместо Бересневой.

      Она задумчиво окидывает взглядом членов комиссии, изучает бейджи и с прищуром смотрит на меня.

      – Это лишнее, – цедит, с трудом сохраняя равновесие. Я же радуюсь маленькой победе.

      – Вам есть что скрывать? – не унимаюсь, ощущая в своих руках власть. Но это чувство обманчиво.

      – Не вам, а теперь нам, – Береснева поднимается с места. – Проверяйте, – ведет рукой. – Но знайте, что я тоже буду следить за вами, – бросает тихо. С улыбкой.

      Комиссия приступает к делу, перебирает документы, уточняет что-то. Я даже не вслушиваюсь в их разговоры с Алевтиной Павловной. Знаю, что вреда клинике не нанесут. Договор был иным. Всего лишь припугнуть.

      И в кабинете не хватает еще одного участника шоу.

      – А где ваша медсестра? – имею в виду Агату.

      Врач нехотя отправляется за дочерью, а через несколько минут мы остаемся с чертовкой наедине.

      Принимаю решение инстинктивно, затаскиваю Агату вглубь кабинета порывисто и запираю дверь. Себе же хуже делаю, потому что остатки здравого смысла превращаются в фарш, когда я рядом с ней. Но есть одна причина, из-за которой я сегодня иду до конца. Она – моя последняя надежда, на которую легче надавить. Все-таки у меня больше рычагов влияния на Бересневу-младшую.