слева от входа, там, куда он сам ее отодвинул, прислушался к разговорам, которые шепотом вели Уинона с Харпстенной и Унчида с Шешокой. Унчида замолчала, подойдя к очагу, взяла у Харки рыбу, вышла с ней наружу, выпотрошила и вычистила ее. Собаки тут же сцепились друг с другом за право проглотить скудные рыбьи кишки. Потом Унчида зажарила большую рыбу на вертеле, и, когда в вигваме запахло жареной рыбой, пришел Шонка. Все уселись вокруг очага, и каждый получил по куску рыбы и несколько ягод из запасов Унчиды и Шешоки. Закончив трапезу и убрав посуду, все, кроме Унчиды, разошлись по своим углам. Пришел наконец и Маттотаупа, и мать изжарила ему вторую рыбу, поменьше. Тот наспех проглотил ее.
У индейцев дакота не принято было укладывать детей спать. Им приходилось вставать с восходом солнца, поэтому они успевали так утомиться за день, что сами ложились без напоминаний и уговоров. Так было и сегодня. Женщины и дети вскоре затихли на своих ложах из шкур. Харка оставил узенькую щель у входа, через которую мог видеть залитый лунным светом клочок земли до соседнего вигвама. Где-то рядом во тьме шумела река. Разведчики так и не доставили в лагерь чужака, о следах которого рассказал Четан.
Маттотаупа снова покинул типи, и Харка с минуту видел его спокойно стоящим перед входом. Вождь, казалось, ждал кого-то. Он стоял, опираясь на правую ногу: рана на левой, вероятно, все еще болела. Кроме кожаных штанов, на нем была еще и кожаная куртка. Значит, никаких боевых действий не предвиделось. В бой индейские воины всегда идут с обнаженным торсом. На затылке вождя красовались перья орла, прикрепленные к головной повязке из змеиной кожи. Харка с гордостью смотрел на отца. Какой он высокий и сильный! Выше всех мужчин их племени, а среди них не было никого ниже метра девяноста. И плечи его были чуть шире, а руки крепче и мускулистей, чем у большинства воинов. Нелегко было бы найти ему достойного соперника, превосходящего его в силе и ловкости: вождь необыкновенно метко стрелял из лука и так же искусно метал копье. Вождю пауни и всем его воинам было далеко до него. Харка любил своего отца и гордился им. Позабыв за этими мыслями о том, что где-то в глубине вигвама спят Шонка и Шешока, он наконец заснул. Он хотел как следует выспаться, чтобы встать со свежими силами, когда разведчики приведут в лагерь чужака со странными раковинами.
Когда он по привычке проснулся на рассвете, вождя в вигваме еще не было. Харка тотчас же выскользнул наружу и пошел к табуну, чтобы по отсутствующим мустангам понять, кого из мужчин нет в лагере. Там он, как и ожидал, встретил Четана, который, судя по всему, спал рядом со своей лошадью. Они поприветствовали друг друга и посмотрели, как сменяются дозорные.
– Ты говорил, что наши разведчики еще до ночи приведут чужого воина в лагерь, – сказал Харка. – Но они не сделали этого.
У Четана дрогнули уголки губ.
– Они не сделали этого. Потому что не могли.
– Кто же им помешал?
– Зачем ты спрашиваешь? Как будто сам не понимаешь, кто мог это сделать.
– Пауни?
– Больше