А я так давно ни с кем не говорила! Правда, меня ещё слышала Марья, но она руки на себя наложила.
– Я рада, что смогла внять тебе. – Мирослава поправила плащ и невольно поёжилась от сгустившегося холода.
– Зачем же ты пришла в такую чащу? – удивилась Речка. – Скоро темнеть начнёт.
– Реченька, милая, отведи меня к Чёрному Озеру! – положила руку на сердце Мирослава. Таёжная, услышав слова волхвы, невольно вздрогнула и хмуро посмотрела на свою гостью.
– Ты хочешь почтить мою Хозяйку? – тихо спросила.
– У меня для неё Дар есть, – ответила Мирослава.
Таёжная, прищурившись, внимательно смотрела на волхву, и Мирослава ощутила, как лесной холод сделался ледяным.
– Мо́лодец, кто просил об этом много лет назад, принёс беду Топи, погубив её Хозяйку ради своей жажды мести и власти, – сухо прошелестела. – Для чего же тебе в сердце Тайги надобно?
– Так наказала Макошь, – положила на сердце обе руки Мирослава. – Богиня явилась мне в видении и велела отправиться к Чёрному Озеру, чтобы взять и мёртвой, и живой воды, дабы спасти мёртвого и помочь Свету.
Речка, наклонив голову набок, внимательно смотрела на Мирославу.
– Жди, – ответила не сразу. – Я обращусь к Топи Словом и поступлю, как она велит.
Сказав это, Таёжная превратилась в туман, опустилась к воде и растаяла.
Мирослава села на старую корягу, лежащую на берегу, и стала ждать, смотря на звенящую воду.
Начинало смеркаться – лес погружался в сизый холодный сумрак, когда над речной водой сгустился серебряный туман, из которого вышла полупрозрачная дева.
– Топь ждёт тебя, – нараспев проговорила Речка, и Мирослава, кивнув, поднялась. – Только тебе придётся отдать ей то, что тебе дороже всего. Согласишься – отведу тебя, юная волхва, в сердце Тайги.
– Соглашусь, – кивнула Мирослава, помня предупреждение Макоши. Правда, юная ворожея не представляла, что Топь может попросить у той, у кого ничего нет.
– Тогда следуй за мной, – улыбнулась Речка, и холод отступил. – И не пугайся, юная чаровница, – от холода, навий и морока я тебя уберегу, даю Слово.
Речка призрачным духом поплыла над водой, Мирослава пошла следом. Бор дышал плесневелой сыростью, делался гуще и темнее, с вековых елей свисала белёсая паутина, на тёмной земле кое-где мерцал иней и первый снег. Звенящую тишину нарушало только журчание Таёжной, что становилась шире и быстрее.
Когда совсем стемнело, Речка засветилась ярче, озарив серебром тёмный лес.
– Смотрю, не боишься ты. – Речка нарушила молчание и посмотрела на Мирославу, что уверенно шла вдоль берега. – Холод твоему духу не страшен.
– Ты говоришь как старец Никодим. – Мирослава посмотрела на Таёжную. – Я чувствую не холод, а своё предназначение. Я должна стать великой волхвой и спасти Свет, чего бы мне это ни стоило. В этом моя судьба.
– Какие у тебя лихие речи, – усмехнулась Речка. – Твои слова придутся Топи по нраву. – Таёжная