мародёр. Бабушка собиралась сварить его на день освобождения Харькова от немецко-фашистских захватчиков, хранила всю оккупацию, не дождалась, померла. А ты давай, жри».
– Ромик, между нами, стопроцентно гнал. Не было никакой бабушки, помершей в оккупацию с брикетом горохового супа под подушкой, а была, в реале, энергичная стервозная еврейская бабка, мать матери Ромика, люто фарцевала бижутерией, стрингами и помадой, которые гнала посылками мать Ромика из Варшавы, ну, то есть дочь её. Ну, ты понял кто чей… А, о чём это я? Ты не вспомнишь причём тут Варшава, стринги и всё это?.. Упс, есть контакт! Вспомнил.
– Я, в целом, исходил из того, что раз Ромик про бабку всю эту пургу прогнал, он меня хочет испугать сроком годности, а это значит, что продукт – съедобный, ну, или по крайней мере не ядовитый. Хотя мне было уже пох…
Рассказчик взял горсть хлопьев, запихал в рот, роняя крошки на штаны и пол.
– Ммм, ингредиенты какие-то необычные… Хорошо сейчас не 80-е, теперь всегда в доме можно найти чего схомячить вкусненького. Так вот, продолжаю, я так решил – Ромик гонит, продукт качественный. Взял и с лёгким сердцем его сожрал, а потом ещё и запил всё это краснодарским чаем… и через полчаса стало мне конкретно луёво. Пучить начало адски. А Ромик глумливо наблюдает за мной, как за лабораторной крысой, и ржёт, и подруга его белобрысая с ним за компанию. Реально неприятно. И тут меня, сука, совершенно неожиданно, на юмор пробивает. Я встаю, расстёгиваю пуговицу на джинсах, принимаю героическую позу и жирным голосом Левитана произношу: «В честь великого дня освобождения Харькова от татаро-монгольских захватчиков, из ста артиллерийских орудий, за Ба-а-а-бушку, Аллаху акбар, пли!»
– Ну и это самое, короче, ну ты понял… Одним словом, брат, случился со мной срам лютый прямо в присутствии жены Ромика. И вполне, как мне тогда казалось, забавный бурлеск, не постесняюсь этого слова, был смазан обстоятельствами непреодолимого свойства. А собирался всего-то пукнуть ради смеха. Такие дела, вот ржач!
Пока собеседник хохотал, извиваясь в кресле, рассказчик вытряс из мешка последнюю порцию хлопьев, запихнул в рот, облизал ладонь, начал читать упаковку. Первое, что он разглядел и перевёл на человеческий язык, была крупная красная надпись «Лучшая цена». Почему-то слово «цена» вызвало у него лёгкий эндорфиновый озноб. Отметив, что чтение доставляет удовольствие, он продолжил.
«Сухой корм из злаков и фруктов», и чуть ниже, таким детским пухлым шрифтом: «Для хомяков, шиншилл и морских свинок». Последний абзац на упаковке был: «Призёр конкурса 100 лучших товаров России». Он дочитал, откинулся в кресле, прикрыл увлажнившиеся слезой глаза, вытянул ноги, пошевелил пальцами в тапках.
«Вот теперь хорошо, по-доброму. Кто пойдёт за мороженым, а то жрач уже подкатывает?»
Эль-Пасо
Моя старинная онлайн-собутыльница из города Эль-Пасо, штат Техас, —Софа, небедная тётка, галерейщица, – во время разговора по скайпу (взяла моду звонить глубокой американской ночью и в жопу пьяной) вскричала: