он мне завидует; может, тому, что я на улице с непокрытой головой под дождем, а может, тому, что у меня в руках иллюстрированный журнал.
– Одним меньше, и то неплохо! – немного погодя с удовлетворением провозгласила тетя. – Пойди принеси очки. Когда прибудет «Пти паризьен», не забудь мне купить…
Как удавалось это матушке, не представляю. Когда я утром в половине восьмого спускался вниз, полы в лавке и на кухне были вымыты, кофе сварен и стол накрыт. Каким чудом, никогда не теряя из вида прилавка, она ухитрялась все закупать? Когда чистила картошку и ставила варить суп?
И всегда она была опрятна, даже щеголевата, как выражался отец. Да еще каким-то образом успевала прогладить нижнее белье, заштопать мне чулки и даже сшить кое-что из одежды.
– Пойди спроси мать, когда же мы сядем за стол…
Туша тети Валери приходила в движение; чтобы спуститься по узкой кишке винтовой лестницы, ей требовалось добрых две минуты.
– А где сегодня пропадает твой муж?
– Он уехал в Пор-ан-Бессэн… Вернется поздно…
– Словом, ты его почти не видишь.
– Только вечерами… Что поделаешь, торговля…
Из-за той же торговли я часто пропускал занятия в школе и почти не помню, когда гулял с матушкой, – лавку открывали даже по воскресеньям.
Послеобеденные часы прошли без особых происшествий. Тетя Валери дремала в кресле, в комнате сгущались сумерки. Уборщики, одетые в робы, как моряки, мыли из шлангов рынок, а в три часа прошел фонарщик и зажег газовые фонари.
Сквозь матовые стекла кафе Костара мне не видно было, что делается там внутри. Но я различал движущиеся силуэты, и мне показалось, что в тот день там больше народу, чем обычно. Время от времени дверь распахивалась, и на улицу, словно дожидаясь чего-то, выглядывал рабочий. Я понял, в чем дело, когда появился газетчик; человек купил у него целую пачку газет, а немного погодя до меня донеслись крики спорщиков у Костара.
– «Пти паризьен»… – внезапно проснувшись, напомнила тетя Валери.
Я помчался за газетой.
– Зажги свет, – приказала она.
– Матушка не велит мне…
Чтобы зажечь газ, надо было взобраться на табуретку.
– Так скажи ей, чтоб сама пришла зажечь.
В лавке были покупатели. Матушка все же пришла, но голова у нее была занята другим. Она даже не взглянула на нас. Прежде всего торговля! Я опять уселся у окна. Перед кафе Костара взад и вперед прогуливался полицейский.
– Читать ты хоть умеешь? – осведомилась тетя.
– Умею…
– Тогда прочти вот это.
– «За-бас-товки-на-Севере-при-ни-ма-ют-у-гро-жа-ю-щий…»
– Ты не можешь читать побыстрей?
– «…гро-жа-ю-щий-ха-рак-тер-на-место-прибыл-ми-ни-стр-вну-вну…»
– Внутренних дел! – нетерпеливо выкрикнула она.
– «Вну-трен-них-дел-жан-жан…»
Моя усатая тетя глядела на меня, как толстый паук, вероятно, глядит на запутавшуюся в его паутине беспомощную мошку.
– …дармерия!
– «…дар-ме-рия-а-та-ко-ва-ла-ма-ма-ни-фес-тан-тов…» –