во тьме
Мальчик-солдат проснулся первым. Я не спал уже несколько часов, один в его замутненной сном голове, чувствуя себя неприятно беспомощным. Я знал, что он что-то задумал, что-то такое, что навсегда повлияет на нас обоих, но не имел представления, что именно и как я могу это изменить. Я снова пытался сдвинуть собственное тело, «бродить во сне», пока он был не в сознании, но не преуспел в этом. Мне оставалось только ждать.
Он медленно потянулся, помня о спящих по бокам, потом неловко высвободился из-под их тел. Оба тут же сползлись на нагретое им место, устроившись под одеялом с куда большим удобством. Он отошел в сторонку облегчиться. Над головой зияла узкая полоска голубого неба. Я попытался понять, действительно ли горы наклонены друг к другу, или так кажется из-за расстояния.
Вернувшись к Оликее и Ликари, он нашел их тесно прижавшимися друг к дружке. Оликея обняла сына, и их лица в полумраке казались удивительно умиротворенными. Я задумался, кто приходится отцом ребенку и где он сейчас. Мальчик-солдат гораздо лучше меня понимал обычаи спеков. Я нашел ответ в его памяти. Спеки редко выбирали пару, чтобы быть вместе до конца дней. Их семьей был клан, и именно он растил детей, рожденных его женщинами. Обычно отцы детей не входили в тот же клан, и молодые женщины завязывали с ними краткие отношения во время путешествия на зимовье или ярмарку. Мальчику не обязательно было знать, кто его зачал, хотя обычно они знали. Чаще всего отцы не уделяли внимания сыновьям, пока те не становились достаточно взрослыми, чтобы учиться охотничьим обрядам. Тогда мальчик мог решить, покинет ли он клан ради отцовского или останется с родичами матери. Женщины почти никогда не покидали клан. У спеков это было не в обычае.
– Пора выдвигаться, – сообщил мальчик-солдат, голос его прозвучал как-то странно.
Оликея заворочалась, Ликари заворчал, потянулся и снова свернулся в тугой клубочек. Он хмурился во сне. Оликея открыла глаза и вздохнула:
– Ночь еще не настала.
– Нет. Но я хочу выйти сейчас. Ночи становятся холоднее. Я не хочу, чтобы морозы застали меня здесь.
– Теперь его это забеспокоило, – пробормотала себе под нос Оликея и потрясла Ликари за плечо. – Просыпайся. Пора в дорогу.
К быстроходу мы не прибегли. Сверху на нас лился свет дня. Прежде я никогда не встречал столь диковинного естественного образования. То, что казалось ущельем между двумя горами, сузилось до трещины. Мы шли по ней, поглядывая на небо, которое с каждым нашим шагом все отдалялось и отдалялось. Стены расщелины были слоистыми, причем пласты камня лежали под углом к дну. Внизу ее устилали каменные осколки, нападавшие сюда за многие годы, однако по ним вела утоптанная дорожка. В щелях рос мох и какие-то крохотные растеньица.
Ближе к вечеру трещина, сквозь которую виднелось небо, сузилась до далекой ленточки темно-синего цвета. Мы подошли к месту, где по скальным стенам сочилась вода. Она собиралась в каменном углублении, переливалась через край и еще некоторое время бежала ручейком вдоль нашей тропы, пока не исчезала в трещине. Мы наполнили мех и напились сладкой ледяной