ночевал у меня. А что случилось?
– Сейчас объясню. Он был пьян?
– Ну что вы… Нет… Он не пьянеет, он хорошо пьет… Он со своими друзьями из киногруппы выпил немного сухого вина в «Эшерах». А что случилось?
– Тут на него женщина жалуется, говорит, плохо он себя вел, обидеть ее хотел.
– Этого не может быть, – сразу же ответил Гребенчиков, – они все штабелями перед ним валятся: такой красивый парень, такой интеллигентный.
– А когда интеллигентный парень от вас уехал?
– Утром. Рано утром. Мы поехали в «Эшеры» – это его любимый ресторан, там позавтракали, и он на попутке уехал в Сочи.
– Ну спасибо вам, трубочку теперь полковнику передайте.
Сухишвили спросил:
– Как? Что-нибудь есть?
– Ничего нет, Серго. Кроме того, что уже известно, – ничего. Ты побеседуй с этим Гребенчиковым, ладно? Спроси, с кем Кешалава дружит, с кем дружил, нет ли среди его дружков химиков.
– Завтра жди моего звонка.
«Если бы не эти камни, – подумал Костенко, запирая в сейф бумаги, – Кешалаву нужно сразу отпускать с извинением. Показания Тороповой никем не подтверждены, это он прав. Без исчезнувшего из больницы Урушадзе я ничего с этим парнем не поделаю, я не смогу прийти в суд без улик, меня на тачке оттуда вывезут».
Поднявшись на четвертый этаж, Костенко зашел к Садчикову.
– Ну что, дед, – спросил он, – есть какие-нибудь новости из Пригорска?
– П-пока никаких, – ответил Садчиков, – но там роют землю.
– Плохо роют.
– П-примем меры, товарищ полковник, – пошутил Садчиков. – Простите за н-нерадивость.
– А в чем дело? Почему так долго?
– Видишь ли, С-слава, там б-болен их начальник ОТК, а без него трудно подойти к технологии.
– Мне не нужна технология.
– Я имею в виду тех-хнологию возможных хищений.
– Когда он выздоровеет, этот ОТК?
– Неизвестно. Он уехал в командировку и там заболел.
– Вызвать нельзя?
– Пытались.
– Ну и что?
– Не могут доискаться. Он прислал телеграмму: «Тяжело болен. Налбандов». И все.
Костенко вдруг поднялся с края стола – он всегда, еще с того времени, когда работал на Петровке, 38, любил сидеть на краешке стола, – полез за сигаретами и, еще не веря в удачу, тихо спросил:
– Когда он уехал в командировку? И куда?
Садчиков вздохнул:
– М-можно завтра, Славик?
– Дед, прости, милый, нельзя.
Садчиков открыл сейф, достал папку, долго листал телефонограммы и перебирал бумажки, потом ответил:
– З-значит, так. Налбандов Павел Иванович выбыл в Москву в командировку пятого сентября сего года по приказу заместителя директора Гусева.
– А шестого отравили Урушадзе.
– Мне с-скучно с тобой, К-костенко. Я понимаю тебя д-даже без взгляда в глаза. А еще говорят, что телепатия – лженаука. Кибернетика тоже считалась, между прочим, буржуазной лженаукой. Ты хотел спросить меня: п-просил ли