не ответила на вопрос. Я спросил: где ты была?
– Охотилась за врачом.
Алеша успокоился, но не до конца.
– Молодой? – спросил он.
– Полтинник, – с пренебрежением определила Вероника. – Отговорила роща золотая березовым веселым языком.
Она зачеркивала Егорова, чтобы усыпить Алешину ревность и уговорить себя. Так поступал отец Григория Мелехова Пантелей из «Тихого Дона». Он всегда обесценивал утрату.
Вероника легла в постель. Алеша обнял ее. Она закрыла глаза и представила, что рядом Егоров. Она видела его лицо над своим лицом. Слышала тяжелые нежные мужичьи руки. Прижимала его к себе и прижималась сама, чтобы стать одним.
Потом Алеша заснул. Вероника лежала, смотрела над собой и чувствовала себя зайцем, которому на лапы налипла половина поля.
Егоров вошел в свой дом, а правильнее сказать: в квартиру. У него была квартира, а не дом. Дома у него не было.
Все спали. Здесь никто никого не ждал. Он прошел в свою комнату в конце коридора, сел на кровать. Стал расшнуровывать ботинки. Он долго оставался головой вниз и чуть не свалился. Но все-таки не свалился, а снял ботинки и лег. Кровать была по-солдатски узкая. И плед из верблюжьей шерсти по цвету напоминал солдатскую шинель.
Егоров заснул одетый и увидел сон, такой явственный, что, казалось, и не сон. Ему приснилось, будто он заснул одетый. Вошла Вероника и тронула его за плечо.
«Чего?» – спросил Егоров и сел на кровати.
«Мы еще молодые. У нас есть большой кусок жизни. Можно прожить его в счастье».
«Я уже не молодой, – поправил Егоров. – Но счастья все равно хочется».
Они вышли из его квартиры, чтобы оказаться на нейтральной территории. Зашли за дом. Егоров расстелил на земле свой плед. Они легли рядом. Мимо ходили люди. Егоров обнимал Веронику и одновременно с этим думал: почему надо было ложиться в грязь и обниматься при людях? Что, разве нет другого места? Он испытывал мучительную неловкость и желание, острое до потрясения.
Егоров проснулся от того и от другого, от желания и от неловкости. Тикал будильник, как мина с часовым механизмом. Какой-то благодарный родитель подарил сувенирные часы на батарейках в форме большого ключа.
Егоров слушал это тиканье и подумал: «А вдруг…»
Сима сидела с заговорщическим видом.
– К вам от Берулавы, – таинственно предупредила она.
Берулава был могущественный человек. Берулавам не отказывают.
Егоров вошел в кабинет. В кабинете сидело четверо: пара немолодых родителей, девочка лет шести и парень, возможно, старший сын. Перед каждым стоял чай. Сима молодец. Но к чаю никто не притрагивался. Родители сидели прямо, будто аршин проглотили. Они были черноволосы, темнолики и в черном.
Молодой парень поднялся навстречу Егорову. Остальные остались сидеть и не изменили выражения лица.
– Они не знают по-русски, – сказал парень. – Я буду переводить.
– Вы откуда? – доброжелательно поинтересовался Егоров.
– Из Местии. Мы сваны.
Егоров вспомнил, что Сванетия – горная страна и