Тикай скорей. Спасибо, будь здоров.
Терентий присел на табурет, но тотчас встал и, обтирая револьвер о колено, побежал по коридору туда, откуда слышались беспрерывное хлопанье выстрелов и звон разбивающихся стекол.
Петя схватил легкий ранец и бросился к двери. Но любопытство все-таки заставило его на минуту задержаться и посмотреть в глубину коридора. В раскрытую настежь дверь Петя увидел комнату, заваленную сломанной мебелью. Посредине стены, оклеенной обоями с коричневыми букетами, Петя заметил зияющую дыру с обнажившейся решеткой дранки.
Несколько человек, среди которых Петя узнал высокую, страшно худую фигуру Синичкина, припав к подоконникам высаженных окон, часто стреляли вниз из револьверов.
Петя увидел перевязанную голову Терентия и барашковый воротник матроса. Мелькали еще какая-то черная косматая бурка и студенческая фуражка.
И все это плыло и тонуло в синеватых волокнах дыма.
Матрос стоял на одном колене у подоконника, на котором лежала стальная тумбочка, и поминутно высовывал наружу дергающуюся от выстрела руку. Он кричал бешеным голосом:
– Огонь! Огонь! Огонь!
И среди всего этого движения, беспорядка, суеты, дыма лишь один человек – с желтым, равнодушным, восковым лицом и черной дыркой над закрытым глазом – был совершенно спокоен.
Он неудобно лежал поперек комнаты, лицом вверх, на полу, среди пустых обойм и гильз.
Разбитое пенсне, зацепившееся черным шнурком за его твердое и белое ухо, лежало рядом с головой на паркете, запудренном известкой. И тут же, на паркете, аккуратно стояла очень старая техническая фуражка с треснувшим козырьком.
Петя посмотрел на этого человека и вдруг понял, что это – труп.
Мальчик бросился назад. Он не помнил, как выбрался и добежал до подворотни, где его ждал Гаврик.
– Ну как, отнес?
– Отнес.
Петя, захлебываясь, рассказал все, что видел в страшной квартире.
– Они все равно не удержатся. Будут уходить по крышам… – шептал Петя, тяжело дыша. – Там против них пушку ставят…
Гаврик побледнел и перекрестился. Первый раз в жизни Петя видел своего друга таким испуганным.
Совсем недалеко, почти рядом, ударил орудийный выстрел. Железное эхо шарахнуло по крышам.
– Пропало! – закричал Гаврик в отчаянии. – Тикай!
Мальчики выскочили на улицу и побежали по городу, в третий раз изменившемуся за это утро.
Теперь в нем безраздельно хозяйничали казаки. Всюду слышалось льющееся цоканье подков.
Чубатые сотни донцов, спрятанных во дворах, стремительно выскакивали из ворот, лупя направо и налево нагайками.
От них некуда было спрятаться: все парадные и ворота были наглухо заперты и охранялись нарядами войск и полиции. Каждый переулок представлял собой ловушку.
Остатки рассеянных демонстраций бежали врассыпную, куда глаза глядят, без всякой надежды на спасение. Казаки настигали их и рубили поодиночке.
На Малой Арнаутской мимо мальчиков посредине мостовой пробежал кривоногий человек