рукодельем, вышивкой. Всяк могла – и крестом болгарским, и оверлоком обшивочным… Оттого вот и вызвала её однажды Арахна на состязание.
«Поглядим, – говорит, – кто из нас носки лучше штопает!»
А богиня ей: «Вот уж совсем вам не советую. Если что, я ведь и пришить могу намертво!»
Но Арахна её не послушала и ковры стала ткать с картинками. Да всё про богов, всё неприглядное. Вот и огрела её богиня челноком по темени.
Не перенесла того удара прядильщица и на шёлковой пряже повесилась.
А Афина из петельки её вынула, по щекам посиневшим отшлёпала и говорит: «Живи же, плети же, искусница!»
И превратила Арахну в паучиху мерзкую.
А сама за новой сбруей к Гефесту отправилась.
– Скуй, – говорит, – мне, братик, доспехи модные – с низким вырезом да высоким врезом. Расплачусь с тобой чистым золотом.
А Гефест ей:
– Не надо мне золота! Мне любви твоей будет достаточно!
Да как ринется с пылом на скромницу, да как овладеет её правой коленкой.
Пролилось с того колена семя божественное, и закричала Гея оплодотворённая:
– Да вы чего тут, ироды, делаете?! У меня же весь год овуляция!!!
Прокричала так богиня разгневанная и родила мальца Эрихтония.
«У-у-у, – засуетился сейчас же Гефест озадаченный, – я ж забыл совсем, у меня ж горны погашены да вулканы не прибраны!»
И как дунет куда-то в подштанниках, только Гея с Афиной его и видели.
А сиротку того, Эрихтония, Афина в одиночку взращивала. Как-никак колено единое.
Гермес
А вот Гермеса небожители сызмальства величали посланцем божеским.
«Ух, посланец!» – часто выкрикивали. Ибо страдал тот Гермес клептоманией и тянул у богов что ни попадя.
То у Зевса свинтит божий скипетр. То трезубец умыкнёт у колебателя. Вот и возносили ему молитвы жулики греческие. Редкостным пройдохой у них бог Гермес числился.
У Аполлона, к примеру, ясноглазого стадо коров увёл ещё в младенческом возрасте.
Выбрался из люльки, стащил подгузники, и недосчитались в поголовье штук пятнадцати.
А потом увидел Гермес черепаху на камешке, смастерил из неё лиру звонкую и сидит себе тихонько потренькивает. Да к старику пристаёт прохожему:
– Старик, а старик, хочешь коровку молочную? Бери, мне не жалко, пожалуйста, – только не выдавай моего месторасположения…
Глянул старик на младенца испуганно. Принял молча корову молочную.
А Гермес переоделся в обличье новое и снова к нему подсаживается:
– Старик, а старик, хочешь бычка крепкого? Бери, мне не жалко, пожалуйста, – только укажи, куда мальчонка с коровками направился.
Ну и взял обомлевший старик бычка в подарочек. И направление указал рукой трясущейся.
А карапуз, сказав: «Будешь знать, как на богов ябедничать!», превратил его в скалу гранитную. И дальше побежал баловаться.
Разделал в Пилосе двух коровок