полегче, а шубу эту, только когда в Кремль въезжать будем.
– Я же сказал – «Положение обязывает!», – пояснил несмышленышу Николай Ефимович, который все же стащил с себя меховую тяжесть, и небрежно бросил ее на другое сидение, к двери, – а оно больше не для других князей, пусть и Великих. Свое собственное величие мы демонстрировать должны простому люду. Гвардии, вот; дворне, что провожала меня в поездку. Там как раз целый полк набежал, нахлебников всяких. А ты что это?
Князь так отреагировал на действия Кота, который уже автоматически отцепил ножны от наружной сбруи, и положил клинок себе на колени. Доставать парадный ремень он не стал.
– Привык, наверное, Николай Ефимович, – ответил Олег, спокойно улыбаясь, – вот как достали из меня этот ножик, так стараюсь его из рук не выпускать. Как-то неуютно мне без него.
Олег сейчас не лгал ни на каплю. Действительно, с Ножиком в руках он чувствовал себя куда уверенней. Не держал его, конечно, постоянно; не спал с ним, а в последние дни и в ванную перестал его брать. Но вот теперь почему-то казалось – отпусти он рукоять, на которой могли свободно разместиться обе его ладони, и случится что-то страшное.
– Странно, – подумал он, пересиливая себя, и вынимая клинок, чтобы передать его в руки заинтересовавшегося без меры князя, – такое со мной впервые. К чему бы это? Или просто не хочется давать его в чужие руки? Осторожно, очень острый.
Это он уже вслух предостерег Бельского. Впрочем, тот явно умел обращаться с оружием.
– Наверное, даже любит его – вон с каким интересом разглядывает, – решил Олег, – чуть ли не обнюхал!
– С виду обычный нож, – теперь пожал широкими плечами князь, – разве что из золота. Острый, говоришь?
– Проверено, – кивнул Кот, принимая кинжал обеими руками.
Правой рукой он обхватил самый краешек рукояти – так, что большой палец лег на золотое навершие. Тело словно обдало теплым воздухом изнутри. Олег даже глаза прикрыл от удовольствия. И именно в этот момент автомобиль словно отправился в свободный полет; не плавно, а рывком, с приглушенным звуком взрыва снаружи. Кота подбросило на сидении, но обратно на него он уже не упал. Мальчика в полете поймал Бельский, рухнувший на свое кресло, и прижавший некрупное, но уже достаточно тренированное тело к груди – словно главное свое сокровище в жизни. Олегу было в его объятиях не комфортно; он предпочел бы сам оценивать события; и реагировать на них. А еще – мешали сразу две руки. Собственная, которую он вывернул так, чтобы не пронзить Ножиком князя, и вторая, мощная, княжеская, которой Николай Ефимович шарил на собственной груди. Он еще и шептал – страшно, с присвистом, костеря неведомых врагов, и обещая им немыслимые кары:
– Твари, пид..сы помойные! На моей собственной земле! Зарою, живьем сожгу!…
Он, наконец, нащупал что-то внутри своего парадного пиджака; произвел, очевидно, какое-то действие, и Олег почувствовал точно такую же щекотку, какой сопровождали