Подуй и ничего от неё не останется. Душа загорелась огоньком, словно окно палатки в безлунную ночь.
– Эрика, – начал он и хотел сказать ей многое, но она на него так посмотрела, укладывая локоны волос в пучок на затылке, что остановила его речь взглядом.
Застегнула блузку, провела ладонью по брюкам.
– Мы же договорились, – сказала она. – Всё уже произнесено и сказано до этого. Или тебе не достаточно?
Густав ничего не ответил, подошёл к ней и поцеловал.
– Иди! – нежно покусывая его нижнюю губу, напомнила она ему и прильнула к Густаву сильнее.
– Иду.
– Иди.
Он вышел из палатки и улыбнулся. И что же произошло? Появился человек, из-за которого жизнь засияла радугой.
Эрика продолжила делать тесты, параллельно вносить поправки в программу, и казалось, не замечала ни тихого шума кондиционера, ни светлеющего неба. Работы часа на два-три, днём выспится. Уснуть она уже не уснёт, только время потеряет.
Поднимаясь не спеша по ступенькам террасы, Густав размышлял о чувствах, о них, серьёзных отношениях и следующих шагах, которые не сделаны. Неотчётливые умственные представления о чём-то совместном путались, не выстраивались, а шаги мельчали и расходились. Где-то на песчаной глади один след терялся и исчезал. И это были его следы, смытые нахлынувшей волной разных обстоятельств. Хлопнула и перегорела лампа. Плафон на столбе щелкнул, будто извиняясь. Густав вздрогнул. И не песка, и никаких следов на нём. Сумрак рассвета.
«Густав очнись, – сказал он сам себе. – Она где-то там, как не досягаемый оазис в пустыне, а ты на террасе. В пятидесяти метрах штаб, левее ангар».
Но эти раздумья ничего не изменили. В нём что-то открылось. Замок слетел, и понимание жизни воровато стало проникать в него, словно прохлада росы, дождь в корни тополя.
Он дошёл до двери с номером «два». Открывать дверь Густав не стал. Он и так знает, что на койки, отвернувшись к стенке, лежал Сафон. Спит он или нет, гадать не обязательно. Сафон всегда отворачивался, наверное, потому, чтоб не видели складок и морщин, стиснутых зубов. Человек в звене уважаемый, не многословный. И прав был он, что поставил его на перепутье. Но с этим уже разобрались.
Ворота КПП заскрипели. Смазать колёсики никто так и не удосужился. Чья-то машина проехала к штабу, ворота закрыли. Густав посмотрел в небо. На светлеющем синем полотне, мерцало две звезды, а между ними завис одинокий месяц.
«Да! Вот оно предсказание», – хмыкнул он.
Между ним и Эрикой кто-то существует. Густав об этом конечно догадывался. Её это обстоятельство, должно быть, удерживает, и она пока сомневается, правильно ли поступает, не торопится с решением. Настойчивостью можно разрушить хрупкое начало, но так ли это. Звёзд с рассветом не увидишь, месяц вот-вот затеряется, они с Эрикой разлетятся, словно тучи не прошедшие дождём и уплывут по воле ветра кто
куда. Встретятся через несколько