и веревок. Явно что-то происходило и торопиться теперь стоило не только из-за пожара.
– Лучше трем дальше, – предложила принцесса и с новыми силами принялась орудовать руками.
Я последовал ее примеру. Веревки были грубыми, сильно натирали запястья, а рваться из-за неровностей чугунной батареи не желали вовсе.
Сколько мы терли – я не знаю. Девушка сильно раскраснелась, я же вспотел, как будто копал картошку.
– Я больше не могу, – выдала она жалобно. На ее запястьях уже виднелись красные полосы от веревок.
После увиденного никогда бы не сказал, что принцессы – неженки. Добиться лучших, чем Анна, успехов в освобождении, мне тоже не удалось, хотя я явно прикладывал куда больше сил, чем девушка.
Веревка сильно потерлась – в этом был большой плюс, но сердцевина оказалась слишком плотной и не рвалась, как я не дергал батарею. Поняв, что скорее обвалю чугунный радиатор на девушку, я прекратил дергать и тоже решил передохнуть.
– Еще немного и мы выберемся. Осталось всего чуть-чуть, – попытался я ее приободрить.
Если бы у меня с собой были ключи от дома, то зазубренной стороной можно попытаться перепились веревку – эффект явно был бы лучше, чем от батареи. Но ключи, чтобы не оттопыривать карманы джинсов еще больше, я оставил в машине.
Грохот со второго этажа продолжался, а дыму нанесло столько, что я уже едва различал лицо принцессы. Она начала кашлять. Мне едкий дым лез в глотку, так что ощущения тоже были не из приятных. Оставалось самое простое – продолжать работать руками, насколько хватит сил.
Признаться, я тоже выдохся. Со второго этажа доносился явный топот, сменивший собой лязг. В нем после вчерашней тренировки я с трудом различил сабельный звон. Должно быть, Павел подоспел. Но ведь принцесса может его увидеть!
С двойным усилием я тер веревку, сосредоточившись на ней, словно от этого зависит моя жизнь. Так оно и было – не освободись я вовремя, скорее всего, придется мне сгореть.
Вопрос был еще и в том, почему затихли сирены и почему никто не тушит здание? Неужели проще отдать памятник огню? Такое уже случалось и раньше. Исторический центр за пределами главной улицы не жаловали.
– Ань! – позвал я девушку довольно громко, когда убедился, что от веревки осталась лишь треть – плотная сердцевина. – Аня! – крикнул я уже громче, но ответа не было.
Как позволяли путы, я подвинулся ближе, чтобы рассмотреть, что мешает ей ответить. И заметил, что принцесса обмякла, лишившись сознания. Да она же надышалась дымом!
Мой нос, забитый кровью и грязью, явно пропускал куда меньшее количество дыма, так что я еще не испытал всех прелестей отравления угарным газом.
Перекрытия не выдержали и с треском проломились в самом центре комнаты. В пролом рухнул Павел, которого, несмотря на расстояние и дым я легко узнал по светлой рубашке. Только теперь она была покрыта пятнами.
Шпион раздавил собой стул – ему, похоже, не очень повезло. Стоило ему встать, как через пролом тут же спрыгнул усатый и, высекая искры саблей, принялся атаковать Трубецкого.
В