полетел бы раньше других, первым ринулся бы на печенегов.
Грустный Ждан слонялся поодаль. Он мог отчасти понять парней и мужчин, которые поддались увещеваниям воеводы и согласились покинуть свои семьи и родичей. И всё же еле сдерживаемая готовность Добрилы броситься в бой и радостное, почти счастливое его лицо вызывали недоумение. Бывший кузнец добродушно усмехнулся.
– Ну, пытай что затаился, друже.
– Молви, Добрила, в чём радость твоя?
– Надежду имею мастерство новое познать. Ещё отроком стал я дяде в кузне помощник. Когда-то отец мечтал вместе с братом ковать, да не заладилось у него, не каждого металл слушается, не для каждого огонь кузнечный распаляется, ак должно. Я с младых лет вникал. Ох, ак любо мне бывало! Даже грохот молота не пугал. Брусок, вбирал жар огня Сварога, а дядя ловко выбивал из него меч, али рало иль гривну31. И казался он волшебником, владеющим тайнами, что металл ему одному поведал… Прошли годы, а с ними открылись мне эти неведомые тайны. Дядя научил. Люди хвалил меня за мастерство. Живи, да радуйся, ведь из нашей кузни изделия расходились, едва успев остыть, заказов хватало. А меня стала одолевать тоска неотвязная, душа просила, а чего не мог уразуметь. И вот пришли дружинники князя киевского веру предков рушить, а наши волхвы сначала было взбунтовались, а посля бежали, а ведь их всё селище всегда слушало безропотно, каждый за советом шёл к ним. И что ж? Где же их сила и власть? Уступили дружинникам, посланникам воли княжеской. Значит они сильнее наших волхвов, вот и загорелось мне познать воинское мастерство, что бывает сильнее ведовства.
– И ты, Добрила согласен, ак и оне заставлять люд поклонятся богу греческому?
– А, може, Жданушка бог греческий сильнее, ежели волхвы пятятся? Може наши боги, хвала им во веки вечные, слабее. Ак человек дитём слаб, повзрослел и силой напитался, а стар стал и мощь на убыль пошла. Вот и нашим богам сколько веков? Счёт утерян, може и оне силушку к старости порастеряли, да простят меня малоразумного. А, може тамо меж богами война идёт, и кто побеждает, тому иль тем более и веруют.
– По-твоему, Добрила выходит, надо сторону держать сильного, а не удерживать веру старую.
– Не совсем, Жданушка, в душу заглянуть не в силах человеков, кто может знать, кому я верую.
– Добрила, а крест на шею, а моления в хоромах греческого бога?
– Так, что ж. Ежели он в силе, може и пособит. А родную веру предков кидать не собираюсь.
– Разве добре тако, Добрила?
– А ты то, Жданушка, ак разумеешь?
– Ох, Добрила не ведаю ак быть. Думали мы с отцом, что верно содеяли, ушли, а всё ж напоролись на дружинников княжеских. И нет отца. Я ж иду биться с народом, который мне и моей семье никакого лиха не учинил, биться на стороне тех, из-за которых родитель мой сгинул. Душа изболелась от дум, в какую сторону метнуться, иль поздно уж, сам не пойму.
– Смирись, Жданушка, такова Доля.
– Трудно отличить Правду от Кривды, трудно не заблудиться среди дорог судьбы.
– Ох,