черта ты лезешь, Аврора?» – хотелось прокричать самой себе, но уже поздно. Гвардейцы остановились, а Драйян Дебуа изогнул свою широкую бровь.
– Леди де Ламаш, вы решили препятствовать правосудию? Может быть, вы помогали убийце и являетесь соучастницей преступления? – нахмурился мужчина.
Такой театр! И я бы даже поверила, если бы не знала правду. Была на девяносто девять процентов уверена в том, что все случившееся подстроено Лергом де Нието. Да кого я обманываю? На сто!
– Не мелите чушь! Вам прекрасно известно, что меня тоже отравили!
Правда на грани. Черные очи опасно блеснули, словно предупреждая, что каждое произнесенное мной слово обойдется мне втридорога. Была готова заплатить эту цену, но если умру, этого дьявола собиралась забрать с собой.
– Вот как? Вы могли это подстроить, ведь у вас в руке был найден зачарованный рубин. Чтобы отвести от себя подозрения.
Нееет. Мы уже не играли в шахматы. Уже не танцевали так, будто готовы убить друг друга. Мы сражались на дуэли, а наши шпаги раз за разом скрещивались, пели, не собираясь уступать.
– Я не настолько изворотлива, лерг, чтобы травить себя самостоятельно, но вопрос в другом. Вы обвиняете леди го Фише, но каковы доказательства ее вины? – прикрывалась одеялом.
Тонкая сорочка прилипла к спине, настолько было страшно.
– Я не должен отчитываться перед вами, – зло усмехнулся мужчина.
– Передо мной нет, а перед леди – да.
– Да! – наконец оклемалась Камила. – Я хочу знать, какие есть доказательства в пользу моей вины!
– В вашей комнате, уважаемая леди, были найдены украденные у врачевателя зачарованные рубины.
– Рубины прислал мне отец! – воскликнула девушка.
– Простите, но я не вижу связь между отравлением королевы и пропавшими у врачевателя рубинами. Уверена, что такие камни есть и у вас, лерг, и у еще десятка человек. Например, у гофмейтерины.
Видела, как он злится. У него не было прямых доказательств, а я не собиралась закрывать глаза на несправедливость. Торжествующе улыбалась, укладываясь обратно в постель.
– А теперь, будьте любезны, покиньте мою комнату, – проговорила, зевая.
– Арестовать их обеих, – сухо ответил лерг. – До разбирательств.
– Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормлённый в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном…
– А ну тихо там! – забарабанил в дверь гвардеец, а мне было наплевать.
Я сидела на деревянной лавке и смотрела через маленькое квадратное окошко. Решетка закрывала его настолько, что и руку не просунешь. Там – по ту сторону камеры – ярко светило солнце и шла обыкновенная жизнь. Никому не было дела до двух узниц, которые ждали своего часа.
Так странно. Там жарко, а здесь холод такой, что зубы стучат. Ноги в домашних тапках уже ледяные.
– Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно;
Зовет меня взглядом