мисс Хадсон нашла себе другое, более выгодное место, благо, что она сама не позволила себя провожать и оставила учениц в полной растерянности.
Кимберли, признаться, тоже струхнула. Привыкшая уважать только свои интересы, она не ожидала подобного всплеска недовольства, вызванного уходом ненавистной Гиены. Всего один намёк со стороны мисс Хадсон мог бы сильно осложнить Кимберли жизнь, но та, как обычно, была немногословна, и лишь благодаря её сдержанности мисс Шру удалось успокоить класс, потушив пожар на стадии загоревшейся спички.
Об истории с медальоном никто из девочек не знал. Что касается Имоджин, то эта тупица, к счастью, ни о чём не догадалась и, вновь увидев на шее Кимберли злополучную безделушку, подумала, что мисс Хадсон отвергла её подарок.
Гарриет не заметила, как ноги принесли её к зданию долговой тюрьмы Айронкросс. Когда-то это мрачное место казалось ей самым надёжным в мире – здесь она последний раз виделась с отцом. Она запомнила бесконечность чёрных сырых коридоров и родное, милое, как-то вдруг состарившееся лицо, перечёркнутое прутьями решетки. Всем нравятся хорошенькие разряженные пупсы, а некрасивый оборванный ребёнок стяжает в лучшем случае жалость, в худшем – неприязнь, и только для него Гарриет была принцессой. Он один смотрел на неё с любовью и восхищением, смотрел так, как никто уже никогда смотреть не будет.
Отец сказал ей, что нищета и зависимость иссушают душу, и люди мельчают, превращаются в гнид, совесть и гордость становятся для них непозволительной роскошью, но она должна поклясться, что с ней этого не произойдёт, и Гарриет поклялась, а ещё она пообещала ни при каких обстоятельствах не брать в долг и не воровать. Впоследствии она поняла, что отец с ней тогда прощался.
Месяцы, предшествующие аресту, они провели в скитаниях, непрестанно меняли квартиры. Сколько раз они шли так по Лондону, от жилья до жилья, усталый джентльмен за руку с неряшливой щуплой девочкой. Порой Гарриет казалось, что его неприкаянная душа по сей день витает среди лондонской сутолоки и толчеи, затерявшись в толпе неунывающих кокни. Должно быть, поэтому она любила пешие прогулки.
Ложась спать, они ставили свой саквояж рядом с кроватью, и наготове у них неизменно была крепкая верёвка – на случай, если их вновь выследят кредиторы или нагрянет полиция. Когда Гарриет смотрела вниз, ей становилось страшно, но она преодолевала страх и решительно отрывалась от подоконника, и им удавалось сбежать от преследователей и исчезнуть в паутине переулков, но до бесконечности так продолжаться не могло, и однажды она спустилась из окна прямо в руки полисмена…
Об окрестностях долговой тюрьмы Айронкросс шла дурная слава. Эти тёмные грязные улицы, вызывающие страх и отвращение у порядочных горожан, научили Гарриет никого не бояться и ниоткуда не ждать помощи. Она чертила классики и прыгала, толкая впереди себя битку, сделанную из коробки от ваксы, бегала взапуски с беспризорными мальчишками, гоняла голубей, сизых, словно одежда заключённых, и старалась не упускать из виду окованные железом