огнём, и слушать увлекательную историю. Такие вечера запоминаются на всю жизнь. Пролетают годы, и мы постепенно осознаём, что это и было счастье. Даже если закадычных друзей разбросало по свету, Старому и Новому, пламя школьного очага всё ещё согревает нас, и мысленно мы собираемся подле него, как встарь, образовав тесное полукружье. Умные увлечения и благие начинания непременно встретят поддержку, и тот, кто готов щедро и от души делиться интересными сведеньями о самых разных предметах, никогда не будет одинок в мужской школе.
Застенчивый любознательный чудак, Нат занял в Хэйвуд-корте достойное место, и даже прозвища вроде «Декан», «Ходячий словарь» и «Квадратная башка» звучали в отношении него не насмешливо, а по-дружески, с той теплотой, на какую только способно суровое мальчишеское братство, и если кто и отвешивал в его адрес колкие замечания, так исключительно собственный кузен.
Родители отправили их в одну школу, руководствуясь самыми лучшими побуждениями, чтобы вдали от дома у каждого из них был рядом близкий человек, которому можно безбоязненно довериться, но не всегда чаянья взрослых сбываются. Между кузенами не оказалось ничего общего. Дэниэл раздражался на странности Ната, на поступки, лишённые здравого смысла. Почтительное обхождение с наставниками он мог понять, но безукоризненная вежливость кузена с теми, кто младше и слабее, вынуждала Дэниэла усомниться в его нормальности.
Если бы двоюродные братья учились порознь, это только укрепило бы их родственные чувства. Встречаясь на каникулах, они наверняка были бы рады обществу друг друга. Здесь же Дэниэл обзывал Ната книжным червём и видел в нём шпиона, который будет доносить родителям о его подвигах и приключениях. В какой-то мере Нат сам усугублял напряжённость в отношениях с кузеном. То ли приняв чересчур близко к сердцу тетушкины стенания, то ли своё старшинство, он вменил себе в обязанность поучать Дэниэла и отчитывать и делать ему замечания, чем ставил под сомнение вопрос, кто из них несносный, и их семейные перепалки всегда забавляли ребят.
Что касается воспитателя, то под присмотром мистера Бенкрофта в своё время вырос отец Ната. Чуткий и мудрый наставник, он был рад, что его повзрослевшему питомцу повезло с сыном, и вместе с тем удивлялся, до чего же они разные. В благородной бледности Ната, в его серебристо-сером взгляде, в светлых, как лён, прямых волосах, в его искренности и бескорыстии было что-то от светлого утра в первый день зимы. Зато Дэниэл Саммерфилд весь пошёл в своего дядю. И сильными, и слабыми чертами характера и внешне он являл собой мальчишеский портрет Ричарда Грэттона. Его тёмные вьющиеся волосы на полуденном солнце отливали едва ли не красным деревом, а чёрные глаза не утрачивали агатового блеска даже в минуту глубокой печали, даже перед дверью в директорский кабинет. Школьная жизнь Дэниэла протекала бурно, с рискованными затеями, самовольными отлучками, с озорством и бунтовщическими выпадами, и, глядя на кузена, он никак не мог взять в толк, для чего Нату