заглянуть во вторую бригаду – с ихнего тока повезут зерно в Шантару. Но бежать во вторую бригаду – только время терять. Застонав, Федор бросился к большаку. Около часу он шагал по пустынной дороге в сторону райцентра. И только возле Звенигоры его нагнала какая-то случайная подвода.
До Шантары Савельев добрался, когда неожиданно проглянувшее солнце опускалось за горизонт. Федору и тут не повезло – молчаливый старик-подводчик свернул к крайнему домишку и натянул вожжи. А усадьба МТС была на другом конце деревни.
Солнце между тем уже село, улицы заволакивал синеватый вечерний мрак.
«Куда же идти – в МТС, в райком, в райисполком? – лихорадочно думал Федор, шагая по проулку. – Там уж, наверное, все разошлись. Да и что там скажут? Нет, надо сперва к самому Кирьяну забежать, спросить, чего он, сопля тягучая, выкинул такое… То-то последние недели все надутый был, как индюк, все соображал будто чего… Ишь, сообразил…»
Кое-где уже светились желтовато огоньки, когда Федор, минуя свой дом, заскочил в инютинскую усадьбу. Он прыгнул на крыльцо, протопал по темным сенцам и рванул двери.
Кирьян Инютин сидел за пустым столом. Он был в нательной рубашке, в чистых, выходных штанах, но босиком. В руке он вертел деревянную ложку, чертил ею по голым доскам крашеного стола. Анфиса стояла у печки, сложив руки под грудью. Черные красивые глаза ее были задумчивы, на бледном лице разлита прежде несвойственная ей серьезность, даже тревога. Видимо, они говорили о чем-то очень важном для них обоих, говорили давно и еще разговаривали бы долго, если бы не помешал Федор.
Все это Савельев схватил глазом и понял умом в одну секунду. Еще он заметил в ту же секунду, что его появление испугало Анфису: она чуть отшатнулась к стене, быстро поглядела направо и налево, будто выбирая, куда ей метнуться, исчезнуть. Но исчезнуть было невозможно, брови ее переломились, щеки побледнели. А сам Кирьян только перестал чертить ложкой по столу.
– Та-ак… – выдохнул Федор, стоя в дверях, шумно дыша.
Инютин бросил на стол ложку.
– Рано ты, Федор, пришел-то. Ведь я еще спать не лег.
– Кирьян?! – воскликнула Анфиса умоляюще и рухнула на колени перед мужем, уткнув голову ему в колени. Плакала она или нет, было не слышно, но, видимо, плакала, потому что плечи и спина ее колыхались. Длинные волосы Анфисы рассыпались, закрыли голые ноги Кирьяна. Он положил руку на плечо жены, чуть погладил ее.
– Будет. Встань. Не надо.
Все это – и поведение Анфисы, и жесты Кирьяна, и его слова, и нежность в голосе – было необычным и даже пугало Федора.
Анфиса поднялась, стала прибирать волосы, чуть отвернувшись и от Федора, и от мужа.
– Ты что делаешь, а? – хрипло заговорил Федор. – Ты почему это… трактор оставил?! А ежели снег завтра? Ты не понимаешь, что ли, что война… военное время? Объясняй.
– Долгое вышло бы объяснение мне с тобой, – сказал не торопясь Кирьян, – да и не суметь мне. Слов не найти. А теперь – уходи отсюдова.
– Работать со мной не хочешь – не надо. Поищи другого комбайнера, с ним, может, больше заработаешь.