до постели и лёг. Тут же мне представилось, что я вижу себя спящим, как будто моя душа уже отлетела от меня, старался открыть глаза, но они сами закрывались, и вот, наконец, я, это может показаться невозможным, но лёжа с закрытыми глазами я увидел как за окнами начало садиться солнце, его последние лучи готовились покинуть каменные плиты пола. Тут же мне представилось, что я вижу себя спящим, как будто моя душа уже отлетела от меня, я старался открыть глаза, но они сами закрывались, и вот, наконец, я, это может показаться невозможным, но лёжа с закрытыми глазами я увидел как за окнами начало вставать солнце, его первые лучи заиграли на каменных плитах пола, и наконец начали заливать светом комнату. И вслед за этим весь портрет, который произвел на меня ужасное впечатление, охватило беззвучное пламя солнца. Голова женщины казалось, отделилась от портрета и открыла губы.
– Дайте мне руку, проговорила она тонким холодным голосом.
– Дайте же мне руку, я освобожусь, – повторила она.
– Руку ей, руку – беспомощно шептал я себе.
* * *
Дверной замок щелкнул, прекращая безумие. В комнату ослепительный от солнца зашел мой старик. Он подошел к кровати и, подняв балдахин, осторожно заглянул. Казалось бы, это был вчерашний старик, но нет, это был незнакомый мне молодой юноша.
– Мой сеньор, Вы просили разбудить Вас при последних лучах солнца – сказал он бархатистым твердым голосом. Все в сборе. Робер де Клари, Диас де Бивар, Гастон де Бриен, Клисон де Ланц, Жан де Фруассар барон дю Геклен, Антуан де Морвер Вас ждут. Тяжело раненый славный сеньор Карл де Грейи также здесь. Признаться, мой сеньор, когда он рухнул на крепостной стене, как подкошенный, я уже подумал… Его голос утонул в моем сознании. Я был сражен, убит происходящим. Я оглянулся. Комнату было не узнать. Нет, это была, несомненно, вчерашняя комната, но она была проще, грубее. Но главное не было портрета, его вообще не было. При последних лучах красного солнца и смоляных факелах, появившихся на стенах, я ясно видел каменную кладку стены. На ней уже не было тесненной кожи, не было и портрета.
– Вы отдохнули, мой сеньор – продолжил слуга, теперь не угодно ли Вам одеться.
– Наверное, я умер от страха во сне, думал я, в то время как слуга одевал меня. Затем слуга предложил мне знаком следовать за ним, что я и сделал как в бреду. Вчерашний замок теперь ожил. Я слегка прикрывал глаза от копоти смоляных факелов по стенам и шел за своим провожатым, рассматривая, висевшие по стенам гобелены приглушенных тонов – коричнево-золотые, изображающие сцены каких-то битв. Кругом царило оживление. Везде вереницами ходили слуги с огромными серебреными блюдами, полными яств. Всё это текло в большую залу. Оттуда доносился гул множества голосов, пение менестрелей. Я остановился на пороге. Трудно себе представить, какие ужасные изменения претерпела эта зала после последней ночи. Теперь этот зал представлял картину рыцарского пира со всеми её атрибутами. В комнате, где вчера вечером я сидел, наслаждаясь вином и беседуя со стариком, теперь происходил дикий разгул воинов. Сам сатана, наверное, присутствуй