шоссе. Нескол[ько] минут спустя наши штабные гении начали изумленно перешептываться, и коменданту «секретно» передано было немедленно же запрягать обоз для отвода его на север. Ко мне, только что собравшемуся прилечь, мой адъютант встревожено обратился с напоминанием: «В-во, надо нам уезжать»[83]. Ч[то] б[ы] удостовериться в необходимости этого, пошел к Коханову (одному из немногих порядочных субъектов штаба), он мне лишь подтвердил, чтобы я уезжал на Красностав; делать было нечего – наскоро собрался и айда на север, опередивши выступлен[ие] обоза. Наши самомнящие штабные дуралеи не могли заранее предвидеть, что ни к чему было и двигать обоза опять в Избицу пока не выяснится прочность нашего там положения. На каждом шагу и все более и более убеждаюсь я, как рискованно полагаться на наших штабных гениев, потерявших свои телячьи головы. Не страшно было бы мне умирать в колеснице, правимой хорошим и знающ[им] свое дело возницей, но ужасно не хотелось бы этого в колеснице, управляемой глупым человеком…
Все более и более выясняются подробности постыдного бегства на Холм 3-й гренад[ерской] дивизии, в к[ото] рой отцы-командиры теряли связь с своими полками, отыскивая их потом наравне с отбившимися от гостей нижними чинами. Начальник 3-й грен[адерской] дивизии Добрышин отстранен от должности (и поделом!), на место его назначен Парский (достойный человек!). Было бы теперь актом великой справедливости, если бы бегунцы-командииры частей были теперь же или расстреляны, или, по крайней мере, разжалованы в рядовые! Такого позора я не припомню и из японской войны. Вот они – революционеры-то, гасящие высокий дух войск, лишь в мирное время кажущиеся храбрецами![84]
По выезде из Избицы на Красностав – по левой стороне дороги уже устраивала свои позиции артиллерия, а за ней – и пехота. Жалобы расстроенного почтенного ветеринар[ного] врача корпуса Мелина на штаб, что не видит в нем никакой поддержки, а только одну обструкцию. Это стало общим стоном.
В 7 вечера был уже опять в Красноставе и остановился опять в том же реальном училище, благостно действующем на мою душу, напоминая всей обстановкой мою бывшую любимую деятельность при Рязанской гимназии. Вечерний звон в церковке еще выше поднимал мою душу в состояние райской настроенности, в к[ото] рой если не забывается, то значительно смягчается окружающая пакостная действительность.
17 августа. Теплый солнечный день. Обоз штаба не возвращали в Красностав, а, отойдя на север версты на 3 от Избицы, остановился в одной деревне (вынужденно ли, вследствие затора в дороге, или преднамеренно, согласно данной директивы – не знаю). Во всяком случае, мне сегодня необходимо будет войти в связь со штабом. Рано утром зашли ко мне Раевский, уполномоченный Кр[асного] Креста, вместе с светлейшим [князем] Горчаковым и еще к[аким]-то князем[85] или графом за указаниями, куда им теперь ехать на подвиги. Часов с 7 утра стала слышаться с ССЗ от Красностава