ты понимаешь, почему жители Патриков все время воруют знак и выступают против установки памятника Булгакову?
– Кажется, теперь понимаю.
Музей оказывается открыт. Пока я еще раз внимательно оглядываю разрисованный подъезд, Оля покупает нам обоим билетики.
– Эээй, ты что делаешь! – меня это повергает в шок. – Еще ни одна девушка в моей жизни за меня не платила! – я правда возмущен.
– Тогда я буду твоей первой, – она мне подмигивает и смеется своей двусмысленной шутке. Я смеюсь в ответ, хотя все равно чувствую, что мое мужское самолюбие немного задето.
Музей действительно оказывается обычной квартирой с несколькими комнатами. Ну как обычной. Тут огромные коридоры и потолки явно выше трех метров. Мы проходим в комнату, в которой жил Булгаков. На вид метров 15, два окна с большими подоконниками, коричневый стол, зеркало, стул. Вид открывается на крышу. В принципе, ничего особенного.
Мы проходим в другие комнаты: гостиную, белый зал и синий кабинет. Они меня тоже особо не впечатляют. Только последний выглядит очень «тяжело» из-за темно-синих стен. А вот кухня!… Кажется, это просто склад хлама. Самовары, чайники, дуршлаки, горшочки, бидоны, гармонь (или баян?) и даже железный утюг. И все это далеко не в единственном экземпляре. У меня появляется ощущение, что весь окружающий нас мусор (а это реально мусор) может рухнуть на голову.
– Вот портрет Аннушки, – Оля показывает мне на черно-белую фотографию, висящую на стене. С него смотрит не просто женщина, а баба. Я бы даже сказал страшная баба.
– Она жутковата.
– Ага, – Оля хихикает, – говорят, она была очень жестокой и била своего внука.
Мы еще бродим какое-то время по квартире и выходим на улицу.
– Куда теперь? – Оля поворачивается ко мне у подъезда.
– Ты не устала?
– Ну так. А ты?
– Я бы где-нибудь перекусил. Не хочешь?
– Давай в какую-нибудь кафешку.
Мы заходим в первую попавшуюся кофейню, и пока я отвлекаюсь на мамин звонок с обеспокоенными вопросами о моем местоположении, Оля уже взяла нам обоим кофе и пончики. Я со страхом кошусь на стол, осознавая, что, кажется, тут самообслуживание, а, значит, Оля уже за все заплатила.
– Чего встал, как столб, Самойлов? Садись пока кофе не остыл.
– Оля, пожалуйста, скажи мне, что ты за это не платила.
– Я за это не платила, Самойлов. Добрый официант сам угостил меня. Сказал, что за красивые глаза.
Я обессиленно опускаюсь на стул напротив нее.
– Я не буду есть.
Девушка закатывает глаза.
– Самойлов, если тебя это утешит, то я ни секунды не сомневаюсь в том, что ты настоящий джентльмен, как в фильмах. Также я ни секунды не сомневаюсь в том, что у тебя найдется тысяча рублей купить кофе и пончики. Теперь тебе полегчало?
– Не очень.
– Ешь давай. Купишь мне потом в школьной столовой что-нибудь, раз ты такой гордый.
– Окей, я буду есть, но будем считать, что это в долг, и я тебе его верну! – я грозно поднимаю в воздухе палец.
– Договорились, –