красивая комната, так и осталась для прессы, для камер. Большую часть времени я проводила в другой. Закрытой от всеобщих глаз. Там, где как выражался Борис, я должна обдумать свое поведение.
Нет. Он никогда ко мне и пальцем не притронулся. Не бил. Не кричал. Он ломал меня изысканно, изощренно. Иногда кормил, как на убой, заказывая повару мои любимые блюда. А потом не давал воды.
А порой, закрывал в комнате и включал запись капающей воды. В принципе записи всегда менялись, это могла быть надоедливая громкая музыка или звук жужжащей пилы.
На людях мы были идеальной семьей. Я научилась притворяться. Улыбаться на публике Борису. Меня одевали как куклу в самые красивые платья. Обвешивали драгоценностями. Интернет был завален репортажами и статьями о добром сердце Бориса и его очаровательной супруге Ангелине. И никто даже понятия не имел, что творилось за закрытыми дверьми. Для общества я действительно была золотой девочкой, которой сказочно повезло в жизни.
Человек ко всему привыкает. И я привыкла. Врать. Улыбаться. Позировать для репортеров. Я отыгрывала свою роль на все сто. И пусть последние года два, моя жизнь была относительно спокойной. Меня больше не запирали.
Кошмары не проходили. Они появлялись, как только я видела Бориса. Приходили с наступлением темноты. Каждую ночь, прошлое оживало, заставляя меня возвращаться в ту комнату. Я как белка в колесе бегала по своим кошмарам, без шанса выбраться. Без шанса забыть.
Ночной ад прекратил палач. Во сне ощутила, как сильные руки вытаскивают меня из комнаты. На воздух. На свет. Ощущение свободы. Кратковременное. Пока не распахнула глаза, и не осознала – я все еще в клетке. Другой. А по сути такой же.
– Чего ревешь? – наклонился ко мне, смотрит изучающее. От него исходит жар, хочется закутаться, спрятаться, согреться. – По своему Игорьку убиваешься?
Провела рукой по щеке, смотрю на черный мокрый след. Слезы вперемешку с тушью, которую мне вчера до конца не удалось смыть водой.
Хочу крикнуть: «Убей мои кошмары! Защити! Обними!». Молчу. Надо собраться. Взять себя в руки. Я еще слаба после сна. Так всегда. Глупо искать защиты у палача.
– Я задал вопрос? Чего молчишь? – соображаю с трудом. Какой вопрос он задал? В глазах закипает металл, он дышит тяжело, губы плотно сжаты. Ощущаю, как его ярость пробегается по моей коже, словно ожоги оставляет.
Он зарычал, отпрянул от меня. Схватил кружку от чая, зачерпнул воды и плеснул мне в лицо.
– Очнись! Больше нет твоего Игорька, – встал напротив меня, ноздри раздуваются, губы плотно сжаты, глаза, кажется, сейчас прожгут во мне дыру.
Холодная вода стекает по волосам и лицу. Это помогло. Я проснулась. Прошлое убежало вглубь сердца. Вот он мой новый кошмар. Даже не пытаюсь смахнуть воду с лица. Не могу отвести взгляд. Сегодня палач снова с голым торсом и в голубых джинсах с рваными коленками. Так и не побрился, щетина стала еще заметней. А ему идет.
– Зачем ты убил Игоря? – сказала не подумав. Чтобы заполнить давящую паузу. Он вмиг побагровел,