отрицательно покачал головой, произнес на грани слышимости:
– Нет.
На его шее в движение пришли грубые шрамы. Продолговатые полосы, спускающиеся от подбородка к мощной, обнаженной груди, что доходили до солнечного сплетения.
Мужчина неожиданно распахнул глаза:
– Что, и компот сварила? – спросил, насмехаясь.
Голос низкий, с хрипотцой.
– Нет, а надо было? – я отвернулась, изображая равнодушие.
Ивар тихо рассмеялся:
– Ложись спать, клопенок, пока не сгорела от стыда. Я в состоянии сам разогреть супец, – он поднялся на ноги, одной рукой придерживая полотенце, а второй – белоснежную повязку с проступающими алыми каплями на ней. – Кыш, – шикнул, приближаясь.
– Зачем вы это делаете? – я вжалась поясницей в край столешницы.
– Хочу побыть один, если ты еще не поняла. А другого способа, как от тебя избавиться и заставить лечь спать, я еще не придумал, – он уже стоял вплотную. Наши тела разделяло несколько ничтожных сантиметров.
– Но, – я пискнула, окончательно смутившись из-за близости, проскользнула к выходу. – К вам приходили.
– Кто? – спросил Ивар, доставая тарелку.
– Она не представилась.
Ивар громыхнул ящиком со столовыми приборами:
– Что-то сказала?
– Просила передать, что она заходила.
– Ну все, ты передала, а теперь…
– Да, я помню: ложись спать.
Глава 5. Соня
Теперь я уверена, что хозяин квартиры дома: на кухне гремела посуда, доносилась тихая ругань, а спустя тридцать минут я уловила шаги, они замерли напротив приоткрытой двери моей спальни. Я же боролась с желанием распахнуть глаза: лежала, сжавшись в комок, под теплым одеялом.
Мужчина шумно выдохнул.
В его дыхании открыто читалось осуждение, наверное, он хотел сказать: “Клопенок, ты и спишь не так. Могла бы спать лучше, более усердно”.
Прошло не больше трех дней, как я живу в квартире охотника, а у меня появились маленькие привычки: одеться, поставить на плиту чайник, привести себя в порядок и идти завтракать. Но наличие привычек не давало забыть, что я – временное явление в этой квартире. Здесь нет ничего моего.
– Эй, – стук в дверь ванной застал меня врасплох. А еще я привыкла, что никто не мешает утренним процедурам, – Софья Алексеевна, освободи помещение.
И почему обращение по имени отчеству унижает меня больше, чем “клопенок”?
– Доброе утро, – я сухо обронила, выскальзывая из ванной.
– Доброе, – в толстовке, накинутой на голое тело, и шортах, ссутулившись, мужчина прошел мимо меня.
– Все хорошо?
– Все отлично, – в ответ он глубже натянул капюшон и плотнее запахнулся, пряча повязку, пропитанную кровью.
– Сделать чай?
– Сделай, – закрыл дверь.
Ивар занял то же место, что и вчера. Медленно опустился по стене, придерживая свежую повязку широкой ладонью. Я придвинула тарелку с бутербродами. Мужчина медленно пил чай, но к еде не притрагивался.