Может, погода стояла другая – день был тихим, солнечным. Снег на деревьях сверкал так, будто его бриллиантами посыпали. А сегодня что? Небо тучами затянуто, деревья на ветру раскачиваются, размахивают корявыми ветками, словно норовят сорвать с кого-нибудь шапку, а снег кругом противный – рыхлый, грязный. Ничего хорошего…
А может, и не в погоде дело. И не в улице вовсе. Просто настроение у него сейчас другое. В конце концов, сначала Пенза ему очень понравилась. В центре города, особенно на Московской, много красивых каменных зданий. Там даже фонари электрические есть! А театр какой! Его незадолго до революции построили. Правда, называется он не театр, а Народный дом. Раньше – до февраля семнадцатого – к названию добавлялись слова: «… имени императора Александра Второго». Потом, конечно, эти слова убрали.
Для того чтобы пройти по Большой Кочетовке до противоположного от вокзала конца улицы, Аркадию понадобилось минут десять, не больше. Правда, шел он быстро – очень уж хотелось поскорее увидеть отца. Впрочем, надежды на то, что застанет его дома, было мало.
– Сейчас, сейчас! – услышал он знакомый мужской – но не отцовский – голос, когда приготовился постучать в закрытую дверь одного из похожих друг на друга домиков, который узнал по особенно затейливым наличникам, обрамляющим окна. – Уже открываю!
Простая деревянная дверь распахнулась, и Аркадий увидел стоящего за ней человека. Это был дед лет шестидесяти, а то и больше. Одет он был в теплую фуфайку, из-под которой виднелась еще какая-то одежда. На ногах старика красовались серые, с черными кожаными заплатками валенки. Из-за спины хозяина дома выглядывала кутавшаяся в теплую клетчатую шаль седенькая старушка – его жена.
Аркадий их сразу узнал – и по заплаткам на валенках, и по клеточкам на шали, и по радушным улыбкам, расплывшимся на лицах стариков, как только они его увидели. Так же его встретили и в первый раз, только тогда он появился в их доме вместе с отцом.
Супругов звали Афанасий Тихонович и Варвара Ивановна. Муж всю жизнь столярничал, так что им с Петром Исидоровичем было что обсудить – кроме текущих событий, разумеется. Варвара Ивановна нигде не работала – занималась хозяйством и воспитывала детей, которые теперь уже жили отдельно от родителей. Афанасий Тихонович свое дело знал – сработанные его руками двери, ворота, наличники не только Большую Кочетовку украшали, но и почти все улицы в округе. Трудился в поте лица, пока здоровье позволяло. Потом, когда силы поубавились, все реже и реже брался за рубанок. А чтобы достатка в доме было побольше, одну из комнат решили сдавать.
– Проходи, Аркашенька, проходи! – засуетилась Варвара Ивановна. – Мы тебя в окошко увидали. Папа твой говорил, что ты приедешь. Надеялся, что сам тебя встретит на станции, да, видно, не получилось. Больно занят он сейчас, целыми днями где-то пропадает, измотался совсем.
– Еще бы не измотаться! – вторил супруге Афанасий Тихонович. – С утра до вечера работает. Вот даже тебя не смог встретить.
Через