опустилась шторка.
Едва только пробило полшестого, как Бритт-Мари уже собрала вещи. Она не видела причин задерживаться, несмотря на то, что Рюбэк всё еще пропадал в прокуренном кабинете комиссара в обществе инспектора Кроока, занятый обсуждением чего-то настолько важного, что нельзя даже упоминать в её присутствии.
Она не стала ни с кем прощаться.
Когда Бритт-Мари уже распахнула дверь на лестницу, кто-то внезапно взял её за плечо. Это оказалась фру Лагерман.
– Не переживай из-за мальчишек, – сказала она, понимающе улыбаясь и поправляя на носу массивные очки. – Они просто хотят узнать друг друга получше. У них ведь такая тяжёлая работа, подумай, сколько им приходится видеть зла.
Фру Лагерман ненадолго прервалась, а потом снова заговорила:
– Фагерберг совсем не так безнадёжен, как может показаться. А Кроок – тот вообще душка, когда в настроении.
Бритт-Мари сделала попытку улыбнуться, но во рту у неё пересохло и в груди было тесно, словно ей только что пришлось съесть все те документы из папки, вместо того, чтобы их сортировать.
– Кстати, – не унималась фру Лагерман, легонько сжав её предплечье. – Меня зовут Алиса, милочка. Зови меня Алисой.
Когда тем вечером Бритт-Мари пришла домой, она впервые задумалась о том, что, возможно, допустила ошибку при выборе профессии. Возможно, лучше было стать учительницей, как Гуннель. Потом Бритт-Мари подумала об Аните, своей подруге, которая недавно получила премию «Фемина» за свой рассказ. Может быть, она даже станет настоящей писательницей.[9]
Бритт-Мари с удвоенной силой ощутила приступ тошноты.
Нет, она не завидовала Аните, совсем нет. Анита всегда мечтала писать книги, и Бритт-Мари искренне желала ей успеха.
Просто её собственная новая работа оказалась донельзя скучной и монотонной.
«Может, и я когда-нибудь решу что-то написать», – подумала Бритт-Мари, однако быстро отогнала эту мысль. О чём ей писать?
Что из её опыта и переживаний может быть кому-то интересно?
4
– Как всё прошло?
В голосе Бьёрна звучали искреннее тепло и заинтересованность.
Бритт-Мари сбросила туфли, повесила пиджак на вешалку и прошла в маленькую гостиную.
Бьёрн сидел на диване и улыбался. Три скомканных жестяных банки из-под пива валялись подле него на журнальном столике, но у Бритт-Мари не нашлось сил это комментировать.
– А где Эрик? – спросила она вместо этого.
Бьёрн взял с пола непочатую банку пива. Ловким привычным движением он выдернул жестяной язычок, и банка послушно звякнула и зашипела.
– Мама ещё не привела его обратно. Они явно решили пойти через парк.
Бритт-Мари кивнула.
Тепла и нежности в матери Бьёрна было столько же, сколько, скажем, в рептилии, однако поддерживать порядок в доме и присматривать за ребенком она была вполне способна. Прежде чем она вышла замуж и родила Бьёрна,