она решила переспросить.
– Хочешь сказать, он видел, как тебя мучили? Как он…
Голос выдохнул:
– Всё.
В доме 23 на Лонггатан они провели почти два часа. Приехали пожарные и избавили Ивонн Биллинг – так звали пострадавшую женщину – от вбитых в ладони гвоздей, и карета скорой смогла наконец забрать её в больницу.
Рюбэк с Бритт-Мари опросили соседей и прохожих, но без особого успеха.
Никто, за исключением пары престарелых соседей Ивонн, проживающих на одном с ней этаже, ничего подозрительного не видел и не слышал. Они же показали, что «среди ночи» услышали шум, доносившийся из квартиры Ивонн. Когда сосед забарабанил в её дверь с требованием соблюдать тишину, шум прекратился. На вопрос о том, чем, на его взгляд, там могла заниматься Ивонн, он ответил, что не имеет ни малейшего понятия, только шум в квартире стоял «дьявольский».
Сосед вернулся к себе домой, так и не увидев подозреваемого. Супруга подтвердила его рассказ.
Бритт-Мари знала, что обязана доложить Фагербергу об известных ей событиях в Кларе, только никак не могла придумать, как описать шефу это необычайное совпадение, не вдаваясь в излишние подробности об истории своей семьи.
– Скоро я начну думать, что она сама прибила себя к полу, – сухо констатировал Фагерберг, когда, собравшись в крошечной кухне Ивонн, они закончили обмен информацией. – Неужели у людей совсем нет глаз?
Бритт-Мари тоже считала это странным. Даже та соседка, которая обнаружила Ивонн, не смогла добавить ничего ценного к имеющейся у них информации. Незадолго до обеда она услышала детский плач из-за двери квартиры Ивонн и постучалась. Когда никто не открыл, соседка наудачу толкнула дверь. Та оказалась не заперта. Женщина вошла внутрь и обнаружила распятую на полу Ивонн. Малыш сидел рядом с ней и плакал.
По словам соседки, фрёкен Биллинг была «девушка работящая, скромная, и никогда не доставляла беспокойства прочим жильцам». Женщина не смогла припомнить возраст Ивонн, но сообщила, что та работает секретарем в Национальном агентстве по планированию. Ранее Ивонн работала в Комиссии по переходу на правостороннее движение. Её сыну Даниэлю оказалось два года, а кто его отец, женщина не знала.
– Да мне это и не интересно, – отрезала она, когда Бритт-Мари задала ей вопрос. – Я не сую свой нос в чужие дела, и жду от людей того же по отношению к себе.
Вообще-то вспыльчивый характер соседки бросался в глаза – она походила на злобный шкаф в фартуке и папильотках. Но учитывая, что здесь только что произошло, сложно было её в этом винить.
Около трёх часов пополудни Бритт-Мари, Фагерберг и Рюбэк пешком отправились обратно. Не было необходимости брать машину – улица Лонггатан была всего в паре минут ходьбы от полицейского участка.
Августовское солнце висело низко, и маленькие лохматые белые облака неспешно тянулись друг за дружкой у самого горизонта, словно овечки на пути к пастбищу. В отдалении слышен был неумолкающий гул шоссе, соединяющего столицу с северными предместьями.
– Так