и пумам. Вокруг не видно было ни единого дерева, поэтому редкие домишки строились из земли, а очаг топили коровьими лепешками. И все же свободная и подходящая для пахоты почва соблазняла таких бедолаг, как Уошу, попытать счастья хоть здесь, на окраине Объединенных Штатов. Издалека их дом казался и неподатливым, и беззащитным, словно клещ на лошадином крупе.
Миссис Уошу всхлипнула. Младенец никак не поворачивался нужной стороной, и это становилось опасным. Мистер Уошу был жилистым, с неряшливой бороденкой, похожей на мятое кухонное полотенце. Уйти ему было некуда, и он переминался с ноги на ногу, не отрывая любящего взгляда от роженицы.
– Почему же повитуха не пришла? – спросила Клевер. Мистер Уошу лишь скорбно покачал головой.
– Из-за того, что ваша жена луизианка, – сказал Константин.
– Как вы узнали?
– Невелик секрет – у вас во дворе гора раковин от вареных улиток, – пояснил Константин. – Вы как готовите escargot[2] – с дикой горчицей?
Ошеломленный мистер Уошу кивнул.
– Ils ont meilleur goût de cette façon[3], — Константин ободряюще похлопал мистера Уошу по руке. – Так вкуснее. Двадцать лет, как окончилась война, а люди все еще отравлены ненавистью. Что ж, может, этот ребенок научит нас жить вместе, а? Больше света!
Клевер подкрутила фитиль, чтобы огонек загорелся ярче, и поднесла лампу прямо к плечу отца.
Она немного завидовала тому, что миссис Уошу удается поспать. Отец приподнял веко женщины и пробормотал:
– Хорошо, хорошо.
Харашо, харашо.
Сама Клевер почти не замечала его акцента. Она знала, что пациенты относятся к «иностранцу» с почтением. Часто сами они оказывались бессильными и радовались, когда на помощь являлась медицина Старого Света. Иной раз больным становилось легче от одного вида солидного саквояжа со стальными инструментами и стеклянными флаконами.
Мистер Уошу сжимал в руках свою фетровую шляпу, превратив ее в жалкий комок, – воплощенное отчаяние. Клевер видела, как одни мужчины в таких ситуациях падали в обморок, а другие внезапно срывались, с нечеловеческой силой круша все на своем пути. Пока еще просвета не было ни для матери, ни для ребенка, но больше всего Клевер беспокоил именно муж. Уж лучше бы он упал в обморок, тогда они вытащили бы его на улицу, освободившись от его нервозности.
– На ребенке порча, а все потому, что мы спали при лунном свете, – внезапно высказался мистер Уошу. Он совсем скрючился под низким потолком, закусив губу. – Это я виноват. Должен был сообразить – полная луна и все такое.
Клевер ждала, что отец возразит ему. Обычно Константин был так же беспощаден к суевериям, как к слепням и оводам. Но, к ее удивлению, Константин глубокомысленно кивнул.
– В таком случае нам помогут семена одуванчика.
Ничего не понимая, Клевер выпрямилась.
– Чего-о-о?
– О-ду-ван-чи-ка, – отчеканил Константин. – Только не говори, что у нас их нет.
Не успела озадаченная