Только курицы порхались в пыли, да в соседнем доме в окне торчала белобрысая голова девчонки Люськи, которая была старше меня на год, с которой мы иногда играли, и которую взрослые почему-то называли моей невестой.
На улицу мне выходить было заказано, верно и Люське тоже заказано было. Скучно было невероятно. И тут я увидел, что дверца отцовской тумбочки, в которой он хранил всякие диковины, приоткрыта слегка, и что замка на ней совсем нет.
Сердце мое радостно затрепетало. Я бросился на колени, открыл тумбочку и прямо передо мной оказался пузатый, потертый портфель, с которым, я знал, отец когда-то вернулся с войны. Я вытащил его не без труда и открыл. Он был битком набит всякими замечательными вещами. Сверху было что-то тяжелое, упакованное в промасленный пергамент. Я развернул его и в моих руках оказался самый настоящий револьвер с барабаном и патронами в нем. Я покрутил барабан, попытался понажимать на курок, но сил не хватило. Наверное, он был на предохранителе.
Я отложил в сторону револьвер и снова обратился к содержимому портфеля. Следующей была коробочка, перетянутая сверху резинкой. Я сдернул ее и открыл крышку…
Какой трофей, дорогие друзья, мог принести из просвещенной и цивилизованной Европы в свою деревню русский молоденький солдатик двадцати двух годов от роду? Я думаю, вы уже догадались.
В этой коробочке, перетянутой резинкой, находилось несколько цветных открыток, как бы сегодня сказали, легкого эротического содержания. Почти обнаженные мускулистые мужчины целовали на них почти обнаженных красивых женщин.
Удивительно, но эти открытки произвели на меня очень сильное впечатление. Я оставил портфель, револьвер в промасленном пергаменте, и, усевшись на пол, стал разглядывать неожиданно открывшуюся мне в этих фотокарточках тайну отношений между мужчиной и женщиной. И хотя в них был только намек, что-то более существенное оставалось за кадром, я почувствовал, что в груди у меня рождается незнакомое раньше волнение, которое кружило голову и звало к действию.
Я сложил открытки в коробочку, перетянул ее резинкой и побежал к окну. Люська все еще маячила меж занавесок соседнего дома. И я стал призывно ей махать, вызывая на улицу.
Рядом был большой огород бабки Гагары, сплошь увитый хмелем. Я увлек Люську в это укромное место, мы сели в траву, и я разложил перед нею открытки. Люську они тоже заинтересовали и, я думаю, взволновали, потому что мы стали неумело обниматься и целоваться, повторяя увиденное на карточках.
И мы уже совсем было распалились, но тут над нашими головами раздался грозный скрипучий голос:
– Это что тут варакосы делают?!.
Над нами, опираясь на батог, нависала бабка Гагара.
– Вот я вас крапивой! – Она и впрямь потянулась к крапиве, росшей у изгороди. Я схватил коробочку с открытками, и мы с Люськой пулями вылетели из бабкиного огорода.
– А про тебя, Толька, – кричала Гагара, – я все мамке расскажу!
Однако нападение бабки Гагары не погасило возникшую в нас неизведанную страсть. Не сговариваясь, мы пошли с Люськой, правда, по разным сторонам дороги, за деревню, где привольно и высоко колосилась рожь. Тут уж нас никто