ты что, помидор хотел купить? – спросил он.
– Хотел.
– Сколько?
– Пять.
– Ящиков?
– Килограммов.
– Давай деньги и тару.
Через головы покупателей он передал жене полиэтиленовый пакет и вернул мне его с помидорами.
– Спасибо!
– Не за что, – ответил он и снова нырнул под капот.
Я направился к выходу. Гомон базара оставался позади. Из ворот и в ворота текли два потока людей. В том, который плыл к воротам, я увидел Оленьку Ларионову. Она заметила меня. Нужно было что-то делать: или вежливо кивнуть головой и следовать дальше, или остановиться. Я помахал рукой и направился к ней. Мы расстались одиннадцать лет назад.
– Рад тебя видеть! – сказал я.
– Я тоже, – сказала она, и я узнал её почти забытый голос.
– Ты в отпуске?
– Да.
– У тебя много осталось?
– Две недели.
Я взял Ольгин телефон, пообещав позвонить. Во второй половине дня позвонил.
– Ты помнишь нашу поездку на велосипедах? – спросил я.
Мне хотелось, чтобы она помнила.
– Ещё бы! – воскликнула Ольга.
– Почему бы не повторить? – обрадовался я.
Ольга сказала, что уезжает в Тернополь и вернётся в субботу. Мы договорились о поездке в следующее воскресенье.
Я отправился в сарай, снял с гвоздя велосипед с рулём, похожим на бараньи рога, и, перевернув кверху колёсами, поставил на траву. Разобрал втулки, промыл в керосине, смазал маслом подшипники, накачал шины, подтянул спицы.
Во вторник мы засиделись у телевизора. Шёл какой-то польский фильм. В лесу, в прекрасном двухэтажном доме уединились он и она. За окном лежал снег, в камине потрескивали дрова. Я представил, что в этом доме мы с Ольгой. Днём ходим на лыжах, вечером сидим у камина… Я бы рассказывал ей про «кипящий» Сюльбан. Про то, как, пройдя его наледи, мы забрались на горное плато и там, подвесив на бампер котелок, варили суп. Не из концентратов, а настоящий, с картошкой, вермишелью и лавровым листом. Внизу сверкали снега. Казалось, все они, до самого горизонта, пропитаны запахом лаврового листа.
Нас было десять, одного мучила простуда. Он начал бредить. Мы боялись, что он умрёт. Растирали его спиртом, а в минуты, когда он приходил в себя, старались накормить супом. Но у него не было сил, суп стекал по уголкам рта на шею, я вытирал его грязным вафельным полотенцем.
Звонок в прихожей прервал грёзы.
– Неужели Фарафонов? – буркнул отец.
Это оказалась Васькина хозяйка.
– Сараи горят! – крикнула она.
Я схватил ключи от сарая и бросился вниз. Из-под шиферной крыши валил дым. Я открыл сарай и едва не задохнулся от скопившихся газов. Огонь начинал лизать правую перегородку. Я вынес велосипед, ящики с пустыми банками для консервирования, сухие доски. Затем схватил какую-то вспыхнувшую картонную коробку, и она взорвалась прямо в руках. Оказалось, это были две запасные колбы для термоса. Едва я захлопнул крышку погреба, как во двор влетела пожарная машина. Пожарники в чёрных прорезиненных робах и в белых шлемах, как привидения, сновали по двору. Один