вещь, но латунный поднос услужливо отражал зрелого привлекательного мужчину в расцвете лет! Халил носил простые белые куйлаки и штаны-иштон – широкие шаровары, сужающиеся к щиколоткам. Куйлак все мужчины подпоясывали платком – кийикча. Выйти без него на улицу значило опозорить себя на веки вечные. Свёрнутый в жгут платок можно развернуть и использовать при случае вместо молитвенного коврика.
Что и говорить – одежда много говорила о человеке, но вот человек не мог сказать: «У меня новый кийикча, посмотрите, братья, он сделан из бархата и украшен серебряными бляшками!» Человек посмотрит, сплюнет и скажет: «Хвастун, он и есть хвастун». А не скажет, так подумает. Да и некогда мастеровому человеку одёжей гордиться. Гордиться надо умением своим, ремеслом, которое от деда-прадеда перенял. Но когда мастер отправлялся в чайхану или на той – ему нравилось надеть что-то особенное. Зумрад старалась угодить мужу и обшивала куйлаки по вороту узорчатой тесьмой. Соседки с завистью поглядывали на зеленоглазую красавицу – такой славный муж ей достался, какой заботливый, а главное – кормилец и опора семьи. Сплетничая, трезвонили о том, что глянуть не на что, худая и приземистая, одно хорошо – детей рожает каждый год.
Да и то сказать – детей в мусульманских семьях рождалось много, сколько Всевышний посылал. Но выживали не все, многие умирали, не дожив до года. Причины были самые разные. От злого кашля, от горячки, от жидкого поноса, от того, что у матери молоко пропало, а от коровьего у малыша животик вспучило. Вот и росли у ремесленников и дехкан по два-три ребёнка, но люди и этому несказанно радовались. Хуже было, если женщина была неплодная, её муж мог отправить к родителям и потребовать калым обратно. Хотя кто знает, жена неплодная или у мужа не всё хорошо. Народ, особенно молодые джигиты считали, что виновата женщина. «Большинство тех, кто войдет в огонь Ада, будут женщины»11. Такая женщина и родителям не нужна – ходила несчастная в прислугах у всей семьи до самой своей смерти.
Халила отец женил в 917 год хиджры в месяц мухаррам, едва тому исполнилось семнадцать лет. Мужчины могли жениться, лишь накопив денег на калым, лет после тридцати, а иногда и под сорок. Выкуп за невесту был такой, что некоторые так и оставались бобылями. Но Мурад был прижимистый, скупой хозяин, почём зря деньгами не сорил, берёг каждый фельс. Знал, что не всегда бывает работа, не все заказчики расплачиваются вовремя и сполна. Кроме этого его мать Адлия, старшая женщина в доме, была скаредной с длинными, загребущими руками. Но и она не могла переспорить сборщиков налогов, которых называла саранчой. Все в округе знали, что речь идёт о мехтаре и его помощниках.
Да и налоги такие, что сто раз подумаешь, прежде чем захочешь ещё один верстак в мастерской поставить или нового ученика взять. А придёт помощник мехтара да начнёт считать – никакая грамота не поможет понять, почему такой большой налог с крохотной мастерской и одного танаба земли? Всё вымеряет, всюду свой длинный нос сунет, в каждый хум