о том, что случилось с нами, со страной, что дальше будет, как там, в Санкт-Петербурге, отец и сестрёнка, какая доля бедной Агафье досталась…
Вдруг в комнату резко вошла Екатерина Трубецкая и с порога возмутилась:
– Лиза, милая, у тебя ведь палёным пахнет! Пожар сделаешь, нельзя же так!
Я очнулась от своих раздумий и кинулась к печке, но опоздала немного: картошка с кабачками превратилась в угли.
Екатерина тяжело вздохнула, сделала «руки в боки» и проворчала:
– Лиза, я всё понимаю, столько потрясений сразу пережить нелегко, но надо как-то уже взять себя в руки немножко и постепенно начинать привыкать жить в таких условиях, а не в шикарном Санкт-Петербурге…
Я сначала от таких слов ещё хуже расстроилась, а потом собрала волю в кулак, сжала зубы, чтобы не заплакать, и тихо ответила:
– Хорошо, учите меня всему, подсказывайте…
Александра, Екатерина и Мария взялись моему обучению, как выразилась Трубецкая «жизни храброй сибирячки и мужественной жены декабриста-каторжника»…
Незаметно пролетело три года, потому что один день сравнительно мало отличался от другого, хотя, конечно, истину говорят, что двух совершенно одинаковых дней, как и людей, не бывает…
Я научилась готовить разнообразные блюда из той простейшей еды, что тут могла купить, колоть дрова, шить сама себе тёплую и простую одежду, и многому другому.
Мы виделись с ненаглядным Афанасием постоянно, через день, мы общались по три часа, и это были особо счастливые моменты, я всегда передавала ему сумку с едой. Скоро меня стали пускать к нему в камеру, а потом даже изредка отпускать его из острога ко мне в домик на определённое время…
… Я уже привыкла за три года к такой жизни, крепко подружилась с Александрой, Екатериной и Марией, летом вообще всё легко давалось, тяжелее зимой было, приближение зимы я всегда особо боялась. Мороз на улице просто жуткий был, вьюжило, темнело рано, да в домике приходилось в шубе ходить, свечами приходилось заранее запасаться…
Когда я с мужем проводила время, я не чувствовала себя как-то угнетённо, мне казалось, что я в красивом любовном романе, но, когда я оставалась зимним холодным вечером одна со свечечкой…
Я начинала вспоминать отца, сестрёнку, счастливое детство, когда я была не Лунная, а Брошкина, свадьбу с любимым, и такая тоска, такое чувство уныния на меня накатывали, что я забивалась в угол и тихо плакала…
Когда я поделилась этими чувствами со своими подругами, все трое наперебой стали успокаивать меня:
– Не переживай, подруженька, не переживай, Лизонька, у всех та же проблема: у нас родители, дети там остались, мы тоже о них ничего не знаем, тоскуем, но ничего с этим уже ни сделаешь…
Так прошло ещё два года, мне уже двадцать шесть лет исполнилось, я ещё лучше привыкла к Сибирской жизни, с мужем милым мы виделись всё чаще и дольше. Наши ласки были наполнены теплотой и любовью, я всегда старалась получше накормить Афанасия ненаглядного, а то с этими тяжёлыми каторжными работами совсем исхудал, измучился…
Вдруг