Капе нравились: веселые, немного бесшабашные и бесконечно целеустремленные. Судя по их походной одежде, сваленным прямо в ноги рюкзакам и задорному настрою, все они направлялись на какую-нибудь союзную молодежную стройку, коих в те послевоенные времена было хоть отбавляй. Страну восстанавливали, поднимали из руин, возрождали из пепла.
– Ребята, вы что, не видите, что она детдомовская? – не сдавалась Лида. – Ее наверняка ищут. Или вы ее с собой собираетесь взять?
– Не выдумывай! – беззаботно отмахнулась Лена. – До отправления еще двадцать минут. Покормим и пусть себе дальше бежит.
– Наверняка что-нибудь натворила, – не унималась Лида, удивленная такой беспечностью.
– Я ничего не натворила, тетя! – с вызовом ответила Капа. – Я на Север еду!
– Какой еще Север? – усмехнулась Лида. – Тебе сколько лет? Девять?
– Десять, и что?!
– А то, что в твоем возрасте нужно быть примерной девочкой, хорошо учиться и слушать старших! Поняла!
– Фу, какая скука! – махнула ложкой Капа и погрузила ее в студенистое содержимое консервной банки. От витающих по плацкартному вагону запахов жареной курицы, вареных яиц и этой тушенки, стоявшей прямо перед ней, разыгрался аппетит.
Вокруг все неодобрительно зашумели.
– Лидка, перестань! Она всего лишь девочка!
– Дай поесть ребенку!
– Лодочкина успокойся!
Ложка в руке Капы замерла на полпути ко рту. В голове мелькнули нежный образ Валери со стриженными волосами и ее горькие слова: «Видишь? Лодочкина постаралась. Выловила меня одну и волосы остригла…»
Лида нахохлилась и демонстративно отвернулась к окну. Тут вскочил второй парень, с большими глазами и соломенными вихрами, чем-то отдаленно напоминающий поэта Есенина. Он замахал руками, призывая к тишине.
– Ребята, ребята! Я только что стих сочинил про Капу!
Все захлопали.
Курносая Лена склонилась к уху Капы и шепнула уважительно:
– Это Родька Золотухин. Наш поэт!
Родька выпятил грудь колесом, вскинул в низкий потолок руку и с чувством, четко артикулируя, продекламировал:
Да! Ей всего лишь десять! И что?!
Храбрее ее не найти!
Пусть впереди трудностей – сто!
Она не свернет с пути!
Полярные ночи, роза ветров,
Замерзшая шхуна во льду,
И красные стяги средь белых снегов,
Трепещущие на ветру!
И стрелка компа́са зовет туда,
В пугающий мрак мерзлоты,
Куда не ступала ничья нога,
Где первая будешь ты!
И пусть тебе десять пока, и что?
Удобное время не ждешь!
Ты гордо идешь, утопая в снегу,
И нас за собою зовешь!
Золотухин стоял с закрытыми глазами и в молчаливой гордости, словно в одиночку пересек глобус с Северного до Южного полюса. А со всех сторон уже неслось восторженное, сопровождаемое аплодисментами:
– Браво, Родион!
– Замечательно,