пожаловалась Стойкость Доброте. – А между прочим, хорошо опять очутиться на суше.
Нетвердыми шагами, но с воскресшими надеждами пассажиры уже покинули пароход.
Отец Ротшильд помахал дипломатическим паспортом и исчез в огромном автомобиле, высланном его встретить. Остальные толкались со своими чемоданами у барьера, стараясь привлечь внимание таможенных чиновников и мечтая о чашке чаю.
– У меня припрятано полдюжины, высшей марки, – откровенничал журналист. – В такую погоду они обычно не придираются.
И правда, вскоре багаж его уже был погружен, а сам он с удобством устроился в вагоне первого класса (расходы его, само собой, оплачивала газета).
Адам дожидался своей очереди довольно долго.
– У меня только старая одежда и книги, – сказал он.
Это были опрометчивые слова – вялое равнодушие чиновника как ветром сдуло.
– Книги? А какие у вас книги, позвольте спросить?
– Смотрите сами.
– И посмотрю. Скажи пожалуйста, книги!
Адам, чуть не падая от усталости, расстегнул ремни и отпер чемодан.
– Так, – сказал таможенный грозно, словно подтвердились его худшие подозрения. – Книги у вас есть, это я вижу.
Одну за другой он стал доставать их из чемодана и складывать стопкой перед собой. На томик Данте он взглянул прямо-таки с отвращением.
– Французская? Так я и думал, небось сплошные пакости. Так, а теперь я проверю эти ваши книги (как это было сказано!) по своему списку. Министр внутренних дел – он насчет книг знаете какой строгий. Если мы не можем искоренить литературу у себя дома, мы можем хотя бы добиться, чтобы ее не ввозили к нам из-за границы. Это он сказал на днях в парламенте, и правильно сказал… Стоп, а это что, позвольте спросить?
Осторожно, точно опасаясь, что она вот-вот взорвется, он вытащил и положил перед собой толстую пачку исписанных на машинке листов.
– Это тоже книга, – сказал Адам. – Я ее сам только что написал. Это мои мемуары.
– Вот оно как? Ну, я их тоже захвачу к начальнику. И вы со мной проходите.
– Но мне нужно поспеть на поезд…
– Пошли, пошли, бывают вещи и похуже, чем опоздать на поезд, – намекнул он зловеще.
Они проследовали во внутреннее помещение, где стены были увешаны отобранной у пассажиров порнографией и какими-то инструментами непонятного назначения. Из соседней комнаты неслись вопли и визги мисс Рансибл, которую приняли за известную аферистку, промышляющую продажей контрабандных драгоценностей, и передали на предмет личного обыска двум свирепого вида досмотрщицам.
– Ну, что у вас там с книгами? – спросил начальник.
По длинному печатному списку, в котором первым значилось «Аристотель. Сочинения (иллюстрированное издание)», они сверили книги Адама, старательно, одну за другой, по складам читая заглавия.
Через кабинет прошла мисс Рансибл, на ходу манипулируя губной помадой и пудрой.
– Адам, миленький, как же я вас не видела на пароходе. Ой, если б я могла вам рассказать, что они там со мной делали… Где только не искали, это со стыда