кто этому поверит? – выпаливаю я. – Меня заставили подписать. Они меня били.
Я поворачиваюсь к залу заседаний, мне хочется, что там были мать и отец, чтобы меня утешили, погладили по голове, и в то же время я не хочу, чтобы они меня здесь видели. Они этого не вынесут.
Тут входит судья и зачитывает список обвинений.
– Преступления против государства, – говорит он. – Подрывная деятельность.
Я слышу эти слова, поднимаю руку, показываю жестом – нет, нет, нет!
– Я несла книги, мои школьные учебники. – Это – правда, но почему она звучит так жалко? – Они и были у меня в пакете. Я их несла одному человеку в трущобах. Я учу ее английскому, уже несколько месяцев, спросите у нее. Ее зовут Лавли.
Презрительный голос из дальних рядов:
– Ты это газетчикам расскажи, сожрут. Террорист-благотворитель – история на первую полосу!
Судья угрожает удалить говорящего из зала.
– Меня заставили подписать признание, – говорю я чуть позже судье. Поднимаю спереди рубашку – показать синяки на животе, и слышу, как за мной шевельнулась публика.
На этот раз судья слушает, приподняв брови.
Через несколько дней я увижу в газете рисунок художника, изобразившего меня в суде тем утром. Там на рисунке женщина, ее волосы заплетены в косу, руки скованы, но подняты перед собой как в мольбе – или молитве. Но это ошибка, думаю я. Я же не была в наручниках. Или была? Все остальные контуры тела набросаны наспех – и расплываются.
· Мать и отец Дживан ·
Не прошло и часа после ареста Дживан, как репортер, отыскавший этот дом в трущобах, постучал в дверь. Дверь – кусок жести, не запертая – распахнулась. Мать Дживан сидела на кровати рядом с отцом Дживан и обмахивала его сложенной газетой.
При виде репортера она встала и направилась к двери.
– Вы кто такой? – спросила она сурово. – Из полиции?
Репортер, держа диктофон на почтительном расстоянии, ответил:
– «Дейли бикон». Меня зовут Пурненду Саркар. – Он распахнул бумажник – показать удостоверение, – и тут же спрятал его в задний карман. – Вы знаете, что вашу дочь арестовали?
– Они пришлют полисмена нас проинформировать с информацией – так нам сказали. Куда они отвезли Дживан?
Мамаша сбита с толку, понял репортер. И ничего не знает.
Он вздохнул, выключил диктофон и рассказал этой женщине то, что знал сам.
– Мать, – сказал он, закончив речь. – Ты поняла, что я сказал?
– Отчего бы не понять? – ответила она. – Я же ее мать!
И она обернулась к мужу, отцу Дживан. Он сидел на кровати, напряженно выпрямившись. Он уже понял, давно понял, что случился какой-то ужас.
– Они что-то говорят про Дживан! – зарыдала мать. – Иди послушай, что они там говорят?
Но ее муж лишь поднял голову, учуяв испуганное беспокойство в ночи. Шевельнул сухими губами, собираясь говорить – и не стал. Подбородок у него дрожал, рука, поднятая вверх от локтя, звала кого-то на помощь.
От