Государство в значительной степени само стало центром и законодателем «теневой моды».
В частности, вместо разработки работоспособного налогового законодательства, которое стимулировало бы массовую предпринимательскую активность, широкое распространение получила практика налоговых преференций для отдельных структур и групп граждан. В отличие от одинакового для всех и понятного всем закона, система индивидуальных преференций коррупционна по своей сути. Она создавала модель, которой в своих отношениях с гражданами следовал каждый чиновник – от министра до начальника ЖЭКа.
Сформировались такие «правила игры», следование которым, например в бизнесе, стало обязательным для выживания, однако в стратегическом плане стало разрушительным.
Предприниматель С. Недорослев о коррумпировании правоохранительных органов: «Мы разожгли в них (правоохранительных органах) желание и ощущение и умение бороться с бизнесом. Мы научили налоговую полицию и науськали и даем ей деньги. Мы то же самое делаем с прокуратурой. Я уж не говорю о том, что мы абсолютно развращаем институты государственной власти. То есть напрочь. Они перестают быть институтами государственной власти. Мы сами растим себе могильщиков. И если сейчас не произойдет осознания пагубности этого пути, и мы не откажемся от ведения конкурентной борьбы с использованием силовых структур… мы просто друг друга уничтожим»[8].
В политике и общественной дискуссии на первый план вышла апелляция к схеме «свой-чужой», сопровождаемая приданием политическому противостоянию эсхатологической окраски (черт финальной битвы Добра со Злом).
«Перестроечная» идея, обращенная к здравому смыслу (люди имеют право и должны жить лучше, иметь больше возможностей для реализации своего творческого потенциала) была заменена типично большевистской «нужно потерпеть ради осуществления великой цели».
Пример торжества логики групповой борьбы – ситуация перед апрельским референдумом 1993 г., который был превращен в голосование «за» или «против» «демократической революции»[9].
По той же схеме «свой-чужой» была построена государственная кампания поддержки Бориса Ельцина в 1996 г. и кампания кремлевского блока «Единство» в 1999 г.
При этом попытки налаживания серьезного медиационного процесса, апеллирующего к договорной культуре, свойственной европейской политике, отторгались или профанировались.
В январе 1993 г. Григорий Явлинский предлагал созвать Круглый стол для решения назревших проблем и принять Конституционный акт, закрепляющий положения выработанного им компромисса. Реализация этой линии могла бы привести к российскому варианту «пакта Монклоа»[10], но обе противоборствующие стороны выбрали конфронтационный вариант, приведший к трагедии октября 1993 г.
Идея пакта политического примирения «всплыла» после того, как конфликт между президентом и парламентом был разрешен силой, но была использована