этими взглядами авторов XIX века пришлось разбираться А. Е. Снесареву, посвятившему Центральной и Южной Азии в качестве ученого и практика тридцать лет (1899-1929). Генерал Снесарев избегает однозначных оценок исторической роли и конкретной геополитики России в центре Азии. В его военно-востоковедных работах, посвященных позднейшему периоду XVIII – XIX вв., государственная политика центральной власти России в регионе расценивается как в целом слабая, эмпирическая и подчас запоздалая. Однако на страницах «Военной географии России»[56] мы встречаем удивительные свидетельства беспрецедентного роста России в среднем на 1 км в месяц независимо от степени ее собственной стабильности. Так, со времен Ивана III за четыре века Россия выросла в десять раз и превратилась в евразийскую континентальную державу. (Неслучайно уже в XVII веке китайцы присвоили России очень меткое определение «Э Го» – Неожиданная Страна.) Многочисленные военные победы и политические успехи России на различных направлениях Евразии вполне очевидны. Но применительно к Средней Азии генерала Снесарева, известного русского геополитика XX века, совершенно не удовлетворяют крайние и однобокие суждения: с одной стороны, объяснение расширения пределов России в центре Азии причинами стихийными, а потому и непознаваемыми; с другой – объяснение геополитики России умозрительными частностями вплоть до метеорологии.
Понятие стихийности генерал Снесарев заменяет понятием естественно-исторической обусловленности. Русскому народу как сильнейшему из славян Русская равнина была достаточна для минимального пропитания, но не полноценного исторического бытия и обеспечения безопасности. Полноценное развитие как необходимость и возможность «созидать историю» требовало большего территориального простора и большего разнообразия видов общественного труда. По этой причине русский этнос не мог изначально не распространяться «во все стороны систематически и непреклонно»[57] ради земледельческой колонизации новых территорий, освоения новых ресурсов, торговых путей и, наконец, выходов к морским побережьям.
На первый взгляд, Средняя Азия очень мало дает во всех этих отношениях (отчего в общественном мнении России прошлого века среднеазиатская геополитика встречала довольно мало понимания и поддержки). Средняя Азия и Казахстан проигрывали в масштабности открытия и освоения новых земель. Так, в Сибири северными и южными путями русские землепроходцы уже к середине XVII века достигли Тихого океана: из устья Лены через Ледовитый океан были достигнуты Чукотка (1648) и Камчатка, южным путем (из Томска) – Байкал и устье Амура (1644); Иркутск был основан уже в 1699 году. Напротив, подобные темпы продвижения в Казахстане и Средней Азии оказались в принципе невозможны, а движение землепроходцев – просто немыслимо.
В данном плане известные поиски Петром Великим путей в Индию и к золотым россыпям Восточного Туркестана казались утопическими (вроде малоизвестного плана Ломоносова, предложившего спустя полвека