огня, который волной разошёлся во все стороны от Эдвана, едва не зацепив его самого.
Воздух мгновенно высох. Жар оказался настолько сильным, что даже сочная зелень занялась мгновенно, и уже через несколько секунд всё в радиусе тридцати шагов пожирали языки пламени, пока сам парень стоял на маленьком клочке земли, в клубах густого едкого дыма, шедшего от сгоревшей зелени. Жуткая вонь гари попросту уничтожила все прочие запахи, мгновенно пропитав одежду Эдвана. Она била в нос и больно впивалась в глаза, проникая в дыхательные пути с воздухом. Горло обожгло дымом, и Эдван закашлялся. Закрыв рукавом куртки нос и рот, он простоял так с минуту, пропитываясь гарью, после чего закашлялся ещё сильнее. Несмотря на усиление атры, оставаться дольше в центре разрастающегося пожара было слишком опасно. Жар и дым обступали его со всех сторон, и Эдван, подавив приступ кашля, начертил над головой слово ветра, связку и форму волны. Могучий порыв разметал дым во все стороны, позволив парню покинуть пожарище. Уже через минуту он, жутко кашляя и глотая свежий воздух, достиг зарослей кустарника у воды.
Тревожно закаркали две вороны, свившие гнёзда на одиноком дереве. Вдалеке, словно отвечая пернатым, послышалось недовольное мычание – стадо быков унюхало пожар. Вслед за ними отозвались шрии. Окинув чёрных птиц злобным взглядом, Лаут скрылся в зарослях травы у берега и шустро побежал к горе, стремясь нагнать благородного. Судя по огненной вспышке, что мелькнула у самого горизонта, тот сильно оторвался…
Пламя охватило шерсть молодого шакала, заставляя его метаться и выть от боли. Через мгновение его страдания закончились с ударом копья в голову. Марис недовольно поморщился, выдернув оружие из туши – проклятая тварь успела поцарапать ему ногу, напав из засады. Незначительная, но очень обидная рана. Засмотревшись на огонёк пожара на горизонте, Марис потерял бдительность, и, будь это кто-то посерьёзнее слабого шакала, ему бы не поздоровилось. Марис скрипнул зубами со злости. Даже будучи так далеко, проклятый простолюдин умудрялся испортить ему жизнь. Обернувшись, юноша выцепил крохотную точку вдалеке и, послав на голову Лаута несколько проклятий, сплюнул и прибавил шагу.
«Ублюдок, нарочно идёт позади, чтобы я расчистил дорогу», – думал Марис, с трудом сдерживаясь, чтобы не развернуться и не завершить прерванную в академии схватку. И только накрепко вбитое Марису в голову правило о недопустимости драк за стеной спасало простолюдина от позорной смерти в кустах воньтравы. По крайней мере, так считал Марис. За прошедшие два дня он так и не оправился от тяжелого удара, который нанёс ему приговор. Мир разбился, презрение всей семьи топталось на осколках, и лишь благодаря словам отца он ещё не утратил воли к жизни, хоть и был к этому очень близок.
«В городе или нет, но ты не перестал быть собой, быть Морето. Всегда помни об этом и умри с честью», – сказал Горан на прощание, и разбитое самомнение Мариса зацепилось за эти слова, как за спасительную