торговок вдоль дороги. Когда взошла луна, поступил приказ сделать остановку. Эта первая ночь еще долго стояла перед глазами Мити как фотография. По всему полю горели костры, толпы солдат неприкаянно бродили среди разбросанной тут и там техники, мечтая об отдыхе и пище. Хотелось упасть, где стоишь, чтобы забыться и очутиться во сне дома, на гражданке или на худой конец в теплой казарме, ставшей теперь такой родной. Команды на ночлег не было. Никто ничего не приказывал, не кормил, не давал указаний. Офицеры собрались в штабной палатке. Никто не услышал или не обратил внимания на странный, приближающийся из ночной мглы свист, только ближайший к Мите БМП26 вдруг с грохотом ожил, подпрыгнул как взбесившийся конь, встал на дыбы и на миг застыл вертикально, выбрасывая вверх едкие клубы сизого серного дыма. Это было неожиданно и страшно. Потом он рухнул на траки. Из распахнутого люка с визгом полез наружу солдатик в бронежилете и бушлате. Митя узнал его. Это был Леха Тарасов, старший сержант из второго взвода, который, как видно, решил провести ночь в комфорте. У Мити с ним бывали стычки. Все полковые духи27 ненавидели Тарасова. За его спиной полыхало пламя, а он все никак не мог вывалиться из люка, потому что люк был для него слишком узок из-за бронежилета. Потом внутри что-то сдетонировало и куски окровавленного мяса выбросило наружу, забрызгав ими стоящих в остолбенении солдат. Одно бесконечно длинное, словно спрессованное в годы мгновение тянулась звенящая тишина, затем черное небо над ними разверзлось, и на их головы градом посыпались мины. Поднялась страшная паника. От грохота взрывов чуть не лопались барабанные перепонки, и они все метались, толкая друг друга и визжа как сумасшедшие, одержимые одной только мыслью – выжить, забиться в укромную щель и заткнуть уши пальцами, чтобы не слышать этого жуткого воя приближающейся смерти. Угадать место падения мины было невозможно и, собственно, это сводило с ума необстрелянных бойцов, превращая их в жалкое, визжащее, обезумевшее от страха стадо. Команды офицеров, пытающихся навести хоть какой-то порядок, тонули в оглушительном общем шуме.
– Откуда бьют? – ревел голос начштаба, перекрикивая нарастающий треск беспорядочных автоматных очередей. Кто-то из пехотинцев таким образом пытался в темноте наладить личную оборону, паля наугад в любую приближающуюся мишень. Ему указали на слабые всполохи света на горизонте.
– САУшки28 к бою! Разворачивай! Бей прямой наводкой!
Саушки развернули и ударили. Шквал огня накрыл далекую неизвестную цель. Через пять минут у комполка ожила и заорала хриплым остервенелым голосом рация:
– Куда бьете, суки?! Прекратить огонь! Прекратить огонь! Мы свои! Вы бьете по своим!
Саушки молча развернули в другую сторону. Кому там не повезло на горизонте узнавать даже не хотелось. Война все спишет. Во всяком случае, демонстрация силы сделала свое дело, через некоторое время минометный обстрел утих. А может у «чехов» просто кончились боеприпасы.
Лежа в воронке от взрыва и недоверчиво прислушиваясь к густой тишине, Митя ощупал себя всего