И смешивает со всем этим солдатиков в один грязный фарш.
И вот уже летит брат из перевёрнутой машины. И все летят. И кричит он. И кричат все. И от крика этого он просыпается.
Глава седьмая. Любовь.
После войны оказался в госпитале. Надолго. От сестры за это время ни весточки, да и не могла она. Не знала куда звонить или писать. А в части полный бардак.
В госпитале ему показали сначала бумагу, что пропал без вести, а потом и похоронку на самого себя. Весело.
Там он целыми днями лежал, глядя в потолок. Взрослые мужики сначала подходили, спрашивали. Переживали, что он «уходит в точку». Пытались поддержать – мол, жив, мол, цел почти, молод.
Он молчал. Он не понимал ради чего, ради кого. И почему он теперь здесь лежит. На нашу страну ведь никто не нападал. Никто не угрожал. А если бы и напали, то встал бы русский народ.
В детдоме он научился никому не верить. Только сестре. В жизни это помогало. Да и в армии тоже. Он не верил замполиту, когда тот проводил политинформацию. Он не верил взводным, не верил ротному и командиру части, когда те что-то плели про интернациональный долг. Про угрозы Запада и Востока.
Просто пошёл исполнять, что приказали. Воевать ему не пришлось. В третий день их перехода всю колонну накрыло из миномётов. А потом вылезла пехота и «докрыла» оставшихся. Классическая засада.
Его, залитого кровью, приняли за мёртвого. Он и сам считал себя мёртвым. Весь день он пролежал возле машины, не обращая внимания на ворон, которые подбирались всё ближе.
Телогрейка пропиталась кровью, штаны мочой. Ночью стало холодно. Умирать вот так не хотелось.
Телефона нет, карты нет. Денег рублей пятьсот, только зачем они здесь? Надо выбираться.
Ночью пополз к дому, который светился вдалеке в лесу. Полз медленно, полз без сознания, изредка просыпаясь, чтобы не потерять ориентир. Под утро прижался лбом к холодному профлисту забора и застыл.
Где сон, где явь он уже не различал. Просто застыл, упершись головой. Сколько прошло времени, неизвестно. Ему слышался голос сестры, голос командира роты, а потом и ещё один голос – терпи, казак.
Голос разливался по голове тёплой водой, мягкими ладонями, снимал с него телогрейку, разрезал брюки, вливался в рот куриным бульоном. Укрывал его одеялом и берег его сон…
В госпитале было скучно. Раны заживали. Всё что хотелось, он обдумал. Всё, что хотел – узнал. Пытался позвонить сестре, но её номер был недоступен. Звонил соседям в деревню, сказали, что сестра уехала, как только из Части сообщили о его пропаже, а потом и смерти. С тех пор и не видели. Сколько времени прошло уж.
Выписываясь из госпиталя, получил свои вещи и заветный листок с номером телефона. Код не российский… Европейский… Марты…
Он тогда очнулся от боли. В кровати. В подвале. Тёплые руки Марты снимали с него бинты. Бинты с кровавой корочкой с трудом отрывались от кожи. Глаза слиплись. Он захотел поднять руки, не смог.
Женский голос что-то произнёс на незнакомом ранее языке, потом повторил по-русски – терпи,