он действительно казался выходцем из ада. Копьеносцы повскакивали на ноги, на секунду замерли, ошеломленно глядя на зверя, и черная масса клыков, зубов и шерсти бросилась на солдат со всей яростью Леса, дающей право на свое существование. Сначала показалось, что латники нанижут волка на копья, как мясо на шашлык, но шкура его была непробиваема, мощные лапы ломали древки, как прутики, и осиротевшие железки копий взлетали вверх для того, чтобы бесполезно звякнуть о землю и скромно затихнуть. В агонии битвы волк кружился, как заведенный – удары сыпались на него со всех сторон, но и когти зверя сшибали с воинов шлемы, вместе с головой, ломали пополам щиты, массивными челюстями волк вырывал руки из плеча, дергая головой из стороны в стороны выламывая их из суставов. Последний рыцарь бросил оружие и попытался сбежать, но черная туша пригвоздила его к земле лапой: сквозь лязг раздираемого металла и вопль размазанного ужасом человека, взлетел в небо громкий рык, резанул ухо хруст сломанной шеи.
Среди дороги, в луже крови, в клочках разорванных доспехов и тел, стоял волк, весь с ног до головы покрытый кровью, стоял, тяжело дыша, почти задыхаясь. Пламя боя в глазах его погасло, ноги почти не держали его тело, лишь привычно застыл оскал на исцарапанной, избитой чёрной, окровавленной морде.
Все произошедшее заняло несколько секунд, и эти несколько секунд превратили грозного волка в слабую собаку, бегущего Альфонсо в нападающего Альфонсо. И правда, тот сделал то, что никогда бы не подумал сделать в здравом уме – он побежал на поле битвы, схватил меч, выдернув его из спазмически сжатой руки командира отряда, и бросился на волка. Тяжело дыша, вывалив язык, ждал волк новой драки не на жизнь, а на смерть; он был слаб от потери крови, обессилен от битвы, но он живет по законам леса, а там – нет благородства, нет слабых, там есть мертвые и живые.
По этим же законам жил и Альфонсо, и рассуждал он просто: другого шанса уничтожить врага, который, почему то, начал его преследовать, у него не выйдет. Ничего личного, песик, просто суровая правда жизни.
Однако правда жизни Альфонсо оказалась в том, что дорога была вымощена камнем, а кровь на камне хорошо скользит; замахнувшись Альфонсо поскользнулся на крови и упал, едва не получив по голове своим же (присвоенным) мечом. Моментально волк прижал его к земле лапой, в открытой пасти его виднелись застрявшие в зубах остатки плоти убитых стражников, и зубы эти уже почти раздробили череп Альфонсо, сжавшись на голове со всей звериной мощью, но Альфонсо нащупал скользкую, окровавленную рукоятку меча и со всей, хотящей жить, силой, рубанул волка по шее.
Зверь взвизгнул, как получивший пинка щенок, и бросился бежать в лес, поджав шикарный, лоснящийся на солнце черный хвост.
Альфонсо лежал в луже крови, глядя на небо, чувствуя, как утекает из тела агония битвы и, держась за больные ребра, наслаждался неподвижностью и тишиной. Наслаждался он не долго; медленно поднялся, находя огромное наслаждение в громком кряхтении