кости – и цена скульптуры должна быть просто баснословной.
Она махнула рукой Брагину и нетерпеливо вскрикнула, словно догадываясь о его нерешительности – «идемте, вода, как парное молоко!» – и он стал торопливо раздеваться. Они заплыли, не разговаривая, рядом по лунной дорожке. Ну, о чем в море можно говорить – не об алгоритмах же с формулами и прочей белиберде. Она, словно щадя Брагина, вышла на берег первой, точно напротив валуна с их одеждой. Он за ней, быстрее к плавкам, к шортам. А она, с точеной фигуркой из редчайшей слоновой кости, словно инстинктивно гордясь своею природной девичьей красотой и свободой распоряжаться жизнью и судьбой так, как ей хочется в этот чудесный миг, ничего на свете не стесняясь, не замечая даже смущающегося мужчины, с бессознательной смелостью выжимала копну тяжелых волос.
Прохаживалась взад и вперед, грациозно ступая по острым камням, разводя руками, запрокидывая голову. На Брагина – ноль внимания, фунт презрения. Иногда оно проходила рядом с ним, окаменевшим, и он изумлялся странным запахам: от нее пахло морем, водорослями, телом юной русалки, и его безудержно влекло к ней. Было полнолуние и оттого удивительно светло и столь же волшебно в лунном пронизывающем свете. «Луна меня завораживает, как будто колдунья какая, – прошептала она, – а на вас не действует». – «Вряд ли, – в тон ее прошептал Брагин, – а зря». – «Почему зря, – спросила, не понимая смысл сказанного, она, – зря почему?». – «Я бы сейчас тоже хотел, чтобы меня она заколдовала немного, как…» – «Как меня, – подхватила она, – но я немного замерзла».
Громадная, невероятно яркая луна стояла на звездном небе, освещая залив, каменистый берег, их двоих, отбрасывающих зыбкие дрожащие тени. В ложе заболоченной запруженной речки неподалеку от берега звенели цикады. Брагин усмотрел, как за ее спиной, за речкой с гулом цикад, упала сентябрьская звезда… Столько лет он не стоял ночью вдвоем под луной, под звездами, столько лет не загадывал на упавшие рядом звезды… И здесь с ней не успел загадать… Все было так неожиданно: и луна, и звезды и эта девушка так рядом, так близко, что он чувствовал ее дрожь – от холода или желания?.. Нет, больше от холода и волнения ее…
Он хотел предложить ей свою джинсовую рубашку и даже чуть наклонился, чтобы взять ее с валуна, но она, словно догадываясь, что будет именно так, сделала шаг навстречу, закинула руки ему на шею и прикоснулась своей холодной, как мрамор, как слоновая кость, грудью к его горячей волосатой груди. Потянулась губами к его губам. Он резко притянул ее к себе и, чувствуя ее всю-всю, до капельки, поцеловал. Поцеловал ли первый или вернул ей поцелуй?..
Она сама положила его руку себе на грудь – «ты же видишь, мне безумно холодно». Она по-прежнему сомнамбулой стояла голой под ярким светом луны, словно находясь под ее колдовской ворожбой, и целовалась, целовалась, как помешанная на поцелуях, с цепной реакцией судорог тела.
Наконец, она сама надела на себя его джинсовую рубашку,