к Кате, хотя не знал, что это такое, и старался не произносить это слово вслух. До нашего прощального школьного звонка ещё далековато, но мы можем летом поступить в колледж, а там уже никто не запретит нам быть вместе. Я почему-то заранее знал, что всё будет хорошо: она тоже любит меня.
Потом я думал о том, как быстро мы забыли дедушку Колю: прошло не так много времени, а о нём уже никто не вспоминает. Только Дашка иногда подходит к столу отца и берёт в руки небольшую деревянную рамочку, в которую тот вставил старую фотографию деда, одетого в альпинистскую штормовку, с ледорубом в руках. Внизу надпись: «Хибины, пик Юмъечорр, апрель 1969 г.». Дед здесь молодой, оканчивал институт, ещё не был женат на бабе Тане. Дашка целует фото, что-то шепчет, типа: «Дедуля, любименький мой…» Я тоже часто смотрю на это фото, но мне больше нравится другое, где двое улыбающихся людей стоят, обнявшись, на фоне пушки военного корабля, а по белому полю внизу ручкой написано: «Камчатка. Премьер-министр и я. Май 1991 г.». Этот снимок я выпросил у бабы Тани, когда мы приезжали к ней на новогодние каникулы. Она отдала мне и шкатулку с бейджиками об аккредитации деда в десяти странах мира, где проходили фестивали молодёжи. И его фото с Фиделем Кастро в Гаване, на котором написано размашисто по-испански, типа того, что они никогда не забудут такого мужественного comandante, каким был Николáс, и спасибо ему от имени кубинского народа…
Сидя на пластмассовом кресле в трамвае, я вспоминал, как чуть до развода не дошло дело у папы с мамой и как она буквально вытолкала его в аэропорт для подписания документов в столице. Он вернулся через два дня, от него пахло коньяком, сказал мне грустным голосом:
– Не прав я, сынок, нельзя допускать, чтобы так нами командовали, не надо было визировать мне компромиссный вариант с акциями… Пусть бы шло так, как задумал дед: к совершеннолетию на твоём счёте лежало бы уже около пятисот миллионов, так сказал Бобо Константинович, а он знает, что говорит. Тогда можно обсуждать любой вариант нашей жизни. Отправил бы я тебя учиться за границу, хоть в Кембридж…
– Пап, а на фига мне Кембридж! – сказал я. – Мне и здесь хорошо. Вы с мамой, Дашка, друзья и Катя – тоже здесь, а без неё я никуда не собираюсь уезжать.
– Я понимаю тебя, сын, – рассуждал отец, – мы все, мужчины нашего рода, однолюбы. Но вам-то с девушкой ещё рано задумываться, школу надо, по крайней мере, закончить…
– Мы в колледж поступим, а там даже жениться можно…
– Так ты меня и дедом сделаешь досрочно? А Катя-то согласна? Впрочем, не слушай мой бред, выпивши я, а это нехорошо делать при детях. Я рад одному: появились деньги, стало что терять, значит, и мама забудет о вине, чтобы не потерять всё… Ничего, что я говорю с тобой про это?
– Нормально, пап. Терять семью никому нельзя, а уж тем более маме. Она работает, и у неё уже хорошо получается…
Зимой, на каникулах, отец с мамой ездили к бабе Тане, прихватив меня с Дашкой. За две недели они сумели оформить