Не забыли, что кричали на потешных баррикадах, переворачивая «ситроены» и «пежо», швыряя в полицейских булыжники, взращённые в университетских оранжереях интеллектуалы-революционеры? Запрещено – запрещать! Вот как мило философски подкованные питомцы Сорбонны понимали свободу; сломя головы, побежали в сияние розового рассвета всемирной демократии, пооткрывали границы всем страждущим свободы-братства-равенства, словно новые пролетарии во второй попытке соединиться, а добежав за полтора-два десятка лет до благополучненькой общечеловечной Европы, на закат напоролись и – расслабились, опустили руки, своим глазам верить не захотели.
– Но это был наш великий бунт против буржуазной обыденности…
– В результате которого обыденность восторжествовала, а бывшие бунтари в обновлённой, заплывшей жирком обыденности отлично устроились: многие из них, возглавляя корпорации и банки, ездят давно на «мальбахах», иные – те, кто материально не так удачливы, – учат нас, азиатских дикарей, демократии, с самодовольными физиономиями заседая в европарламентах.
– Так ничего хорошего и не дала та революция?
– Дала! – Годара.
– Любите «новую волну»?
– Очень!
Аплодисменты.
– Кем были бы вы во Франции по политическим взглядам?
– Голлистом.
– Смело! Особенно для облевевшей, развращённой левизной Франции. Что вами движет?
– Допущение, что, образумившись, Франция поправеет.
– Это рецепт спасения?
– Возможно. Запоздалый.
– Не опасно ли перейти коричневую черту?
– Опасно, но надо последить за собой, чтобы не наступить на ржавые грабли.
– Вы до сих пор симпатизируете де Голлю, оскорблённому немотивированно внезапной революцией?
– Ещё бы ему не симпатизировать! Я слушал запись выступления генерала, тогда – полковника, по Би-би-си, он обращался к французам по радио на другой день после того, как Франция позорно капитулировала. А вы слушали хотя бы ту запись? Или поспешили её забыть?
– Вы, – отвечали ему, дабы вернуть его в наши дни, вопросом на вопрос, – против перемен?
– За! Но – без пены бешенства на губах; студенты-то побежали чересчур быстро и, как сказали бы у нас, впереди паровоза.
– И уже не притормозить?
– Попробуйте! Вы же смертельно боитесь, что обвинят вас в предательстве завоеваний демократии; и хотя ни у кого в Европе нет уже сил так быстро бежать, вы умело бег имитируете. Едва ли не вся европейская энергетика, увы, иссякающая, тратится уже на имитацию…
– И что же, сразу после того, как генерал обиженно сдал полномочия…
– Не сразу, не сразу после де Голля, умевшего, в отличие от нынешних политиков-троечников, смотреть и в корень, и в небо. Пока устрашающе монолитным был Социалистический Советский Союз, на Западе вынужденно держались в тонусе, а уж когда монстр Союз, раскрошившись изнутри, грохнулся и безупречные