Васильевич находился в каком-то отупении и вяло реагировал на происходящее. Игорь вынужден был брать его за руку, чтобы вести за собой. Он стал вспоминать особенности утреннего рельефа, когда они искали свой дом, вспомнил кое-что, и это помогло им выйти к их спасительному ковчегу.
Оказавшись у баржи, Пётр Васильевич сел прямо на землю и обхватил голову руками.
– Боже мой, ну зачем, зачем я пошёл с тобой на эту проклятую рыбалку! – раскачиваясь и стеная, запричитал он. – Лучше было бы погибнуть вместе со всеми.
– Может, и лучше, – сказал Игорь. – Только что бы тогда я делал один?
– Слушай, так нас наверно смерчем унесло вместе с баржей! – сказал вдруг, встрепенувшись, Пётр Васильевич. – Тихомиров же стоит себе целёхонький, все наши посиживают дома и не могут понять, куда мы подевались.
– Нет, пап, не надо обманывать себя. Ты же видел на озере остатки крыш и брёвна от домов. Наш город где-то под ним, под водой.
– А если и брёвна перенесло в озеро тем же смерчем?
– Нет, пап, никуда их не перенесло. Так же, как не перенесло и стены судоремзавода. Ты помнишь на фасаде мехцеха, над воротами, кирпичами, белым по красному была выложена дата его постройки? Во-он она виднеется, только фасад с воротами и остался.
От холода у Игоря стучали зубы.
– Всё, пап, я замерзаю, полезли в баржу.
– В баржу? Зачем мучиться, сынок? Лучше остаться здесь и умереть.
– Перестань, пап! Мы же ничего не знаем. Может, наши-то и живы ещё. Спрятались где-нибудь и так же вот, как мы… А ты – умереть.
Подсадив Цыгана, они поднялись к люку, спустились через него в трюм баржи и пробрались в кромешный мрак каюты. Под руки попал рюкзак с удочками и вчерашним уловом. Вторые сутки без еды давали себя знать мучительными желудочными спазмами. Они подтащили рюкзак к выходу из трюма и при свете, падавшем сверху, стали есть сырую рыбу, ещё не успевшую протухнуть. Цыгану достались бычки, ерши и сорожки, а также кости, головы и хвосты. На большее он и не претендовал.
Утолив голод, они оставили рыбу у выхода, где было заметно холоднее, и вновь спустились в каюту. Расстелили матрац и улеглись на нём, обложившись оторвавшимися от переборки листами пенопласта и водрузив на себя Цыгана. Горячее тело собаки и тесные объятия позволили им согреться, и они быстро уснули, несмотря на весь ужас своего положения.
Дождь лил и лил, и к следующему утру так похолодало, что изо рта стал валить пар. Несчастных тихомировцев бил озноб, и они поняли, что без огня им придёт скорый конец.
Спички, которые Пётр Васильевич вчера, перед тем как идти под ливень, машинально переложил в портсигар, всё же отсырели и большей частью не годились к употреблению. Лишь на трёх из них головки сохранились, и Игорь подумал, что после хорошей просушки… Только где их просушить?
Взгляд его остановился на длинной лоснящейся