принадлежавшие к среде духовенства, осуществляли свою работу в соответствии с религиозным восприятием окружающего мира и происходящих в нем событий. Обладая доскональным знанием Священного Писания, а также других христианских текстов, древнерусские книжники в своих сочинениях проводили параллели с библейскими сюжетами, постоянно находя в окружающих событиях свидетельства Божьего Промысла. Подобные «религиозные мотивы, вплетающиеся в ткань произведений древнерусских книжников», по мнению А.И. Клибанова, «не могут быть отброшены как довески или шелуха без ущерба для изучения их как памятников средневековой мысли и литературы»[62].
Кроме того, нельзя не отметить другую специфическую черту, а именно особый провиденциализм, свойственный всем без исключения древнерусским книжникам и авторам. Восприятие и изображение политических событий, таких как, например, борьба князей за великое княжение Владимирское или нападения татар на русские земли, осуществлялось в рамках свойственного средневековому сознанию представления о том, что события земной жизни, как человека, так и целого народа, являют собой отражение событий мира духовного. В творчестве древнерусских книжников действовал принцип, согласно которому то или иное событие играло значимую роль, «поскольку оно являлось со-Бытием»[63], в то время как различные факты земной жизни представлялись древнерусским книжникам не иначе как знаками, связанными с Божьим Промыслом и непосредственным волеизъявлением Творца[64]. Древнерусские летописцы в своих произведениях редко выражали безусловную поддержку тому или иному правителю, предпочитая наблюдать и подмечать божественные знамения, а также вписывать современные им события в собственную картину мира, сообразно с законами Священного Писания.
Конечно, указанные особенности касаются в первую очередь мировосприятия летописцев. Летописание в средневековой Руси представляло собой скорее не частное, а общественное дело. Летописи писались по заказу князей или церковных иерархов, зачитывались вслух перед избранной аудиторией[65] и, без сомнения, являлись одним из важнейших элементов средневековой социокультурной жизни. В рассматриваемую нами эпоху позднего русского средневековья основной ветвью развития летописного дела стало именно московское летописание, пришедшее на смену киевскому, а затем владимиро-суздальскому и ростовскому. Дошедшие до нас памятники московского летописания – наследие периода образования Русского централизованного государства, которое в большей степени отразило формирование общерусской письменности и культуры, что отвечало исторической роли Московского княжества[66].
Исследователи относят начало московского летописания к XIV в. Оно велось уже во второй четверти XIV в. при дворе переехавшего в Москву митрополита Петра, поскольку поздние московские летописи, составители которых использовали в своей работе