закрыл глаза: «Нервы! Все вокруг жалуются на нервы. А что делать, на что жаловаться ему, человеку, прошедшему по тылам врага всю Евразию? Нужно жить и сражаться. Тактика боевых слонов: подняли хоботы, протрубили боевой клич – и в бой!»
Барон вновь, теперь уже бегло, просмотрел удостоверение личности, справку, еще какие-то документы, касающиеся офицерского довольствия, и швырнул все это на стол.
– Неужели опять разочарованы? – благодушно спросил Курбатов. Страхи Шмидта казались ему детским капризом. – Вы слишком усложняете себе жизнь, барон – вот что я вам скажу.
– Какими бы бумажками ни осчастливливали меня Скорцени и его парни, все равно, поверьте мне, князь, это уже не жизнь, а великосветское дерь-рьмо!
– Ну, если вам удается видеть ее в таком ракурсе, – пожал плечами Курбатов.
– Почему я вынужден всю оставшуюся жизнь прятаться?
– Просто делайте вид, что ничего не происходит. Скоро мы окажемся на побережье Лигурийского моря. Вы будете загорать на пляже, дышать средиземноморским воздухом, любоваться горами… Что еще нужно человеку, когда вокруг агонизирует Вторая мировая война?
– Послушайте, полковник, вы не собираетесь еще раз отправиться в тыл к русским?
– Если бы и собрался, барон, то вас в свою группу не включил бы.
– Почему? Просто так спрашиваю, из любопытства…
– Будь вы членом моей группы, я пристрелил бы вас в первый же день. Как только услышал бы ваше неугомонное нытье.
– Оскорбляете, полковник. Барона фон Шмидта оскорбляете. И, может быть, впервые в жизни, я не могу сказать, что вы – великосветское дерьмо. Не потому, что опасаюсь, а потому что это было бы несправедливо. Я искренне уважаю вас как фронтового офицера. Видел вас в деле, там, в поселке, на дороге, в ущелье. К тому же вы – аристократ. А это особая каста, да, полковник, особая. Ну а все, чем мы занимаемся, это и в самом деле всего лишь великосветское дерь-рьмо.
– Оригинальный способ восприятия мира.
– Не оригинальный, полковник, не оригинальный. И я не понимаю, почему из-за каких-то лежащих на дне моря ящиков я вынужден буду всю оставшуюся жизнь прятаться. Причем, что самое ужасное, от своих же.
– Ибо в вашем трагическом случае, – спокойно остудил его князь, поудобнее укладываясь на кровати, – наиболее опасны именно свои. И еще – как диверсант диверсанту: как можно реже упоминайте о ящиках. Даже в разговоре со мной. Офицеру, только недавно получившему тяжелейшую, как утверждается в вашей медицинской справке, травму на Восточном фронте, подобные воспоминания крайне вредны.
– Прекратите издеваться, князь. Это не так легко переносить, как вам представляется.
– Я бы поиздевался, если бы спросил, не хотите ли в самом деле получить контузию на Восточном фронте? Чтобы в ваших документах все соответствовало действительности.
– Не знаю, может быть, на вилле «Орнезия» действительно не так уж и дурно, – благополучно ушел от этой темы барон. – Но попомните мое слово: надолго задержаться в этом раю нам не позволят.
– А