к тем двум зенитным орудиям и двум «счетверенкам», которые уже были, – задумчиво уточнил комбат.
– Нам бы еще роту морских пехотинцев подбросили – и можно воевать.
– Но даже сейчас это уже не батарея, а небольшой укрепрайон, – признал Гродов. – Теперь важно превратить эти разрозненные подразделения в один коллектив, с единым командованием и единым пониманием цели. С подобной раздробленностью я столкнулся еще там, на «румынском плацдарме». Уверен: война научит нас ценить и единоначалие, и каждый ствол, пусть даже винтовочный.
Теперь они двигались по Пересыпи, и по левую руку, в просвете между домами, то и дело возникали камышовые плавни Хаджибейского лимана, будившие у Гродова воспоминания о плавнях мыса Сату-Ноу и Пардины; а по правую – строения зерновой и нефтяной гаваней. Дополняли эту картину корпуса небольших военных судов, ждущих своей очереди у ремонтных стапелей, а также на рейде, у входа в порт. Причем само присутствие их возрождало у бывшего коменданта плацдарма видения дунайских заводей, в которых выжидали своего часа мониторы и бронекатера речной флотилии и которые в любой ситуации оставались последней надеждой десантников.
Некую новизну привносила разве что белая башня Воронцовского маяка, к которой с двух сторон подступали мощные, из огромных блоков выстроенные «волнорезы», защищавшие гавань от штормовых волн.
За Пересыпью дорога стала петлять между степными пригорками, с которых открывался вид на дальний рейд, на котором теперь почти не видно было торговых или пассажирских судов, только два эсминца, словно стражи в серых доспехах, стояли по обе стороны залива, охраняя его от всякого, кто «посмеет посягнуть»…
Засмотревшись на море, Гродов не сразу обратил внимание на натужный дребезжащий звук, долетавший из глубины приморской степи, и лишь со временем сумел различить в поднебесье звено тяжелых бомбардировщиков, идущих на город уже как бы с тыла, со стороны Николаева, откуда их появления ожидали меньше всего. А за ним – еще и еще одно звено, причем все они шли под прикрытием истребителей. И, наконец, в арьергарде этой армады развернутым строем двигались шестеро немецких штурмовиков, таких знакомых комбату по боям на плацдарме.
На подлете к городу вся эта воздушная эскадра разделилась на два потока, один из которых пошел в сторону порта, другой – на промышленные пригороды: Пересыпь, Слободку, Молдаванку… В районе порта тут же подала голос зенитная батарея, послышались выстрелы и где-то в глубине Слободки. Но, остановив мотоцикл на загородной возвышенности и осмотревшись, комбат сразу же обратил внимание на то, как слабо защищен город от авиации противника, и на то, что в небе пока что не появился ни один советский истребитель.
Он перевел взгляд в ту сторону, где располагалась его батарея. Нет, похоже, эта часть предместья пилотов пока не интересовала. Приказывая «рулевому» гнать мотоцикл дальше, капитан был уверен, что доберется до командного пункта батареи без приключений. Но через несколько минут, на выходе из пике, немецкий пилот заметил мотоцикл,