ведомстве.
– Но еще более немыслимо и непозволительно, что такое потрясающее событие не зафиксировано в «святом писании от генерала Власова», – довольно мрачновато заметил Родль, прекрасно понимая подтекст этой лихой бравады первого диверсанта империи, – которое вы сейчас держите в руках.
– Преступная оплошность.
– Но позволю себе заметить, что составление полнокровного досье на каждого генерала-перебежчика в функции стареющего адъютанта не входит.
– И это еще одна немыслимость, Родль. Досье генерала Власова мы вообще не должны выпускать из своих рук.
– Столь высоки акции этого русского?
– Мы не должны выпускать его даже во сне, Родль, – не слушал его Скорцени. – Даже во сне!
– Так оно и будет на самом деле, господин штурмбаннфюрер.
– Нет, вы не поняли меня, Родль. Я сказал, что к этому досье следует прикрепить специального сотрудника СД; буквально приковать его к досье Власова кандальными цепями. А если вдруг понадобится срочно сжечь эту папку, то сжигать следует вместе с прикованным сотрудником.
– Иначе тот не простит нам пренебрежения к его услугам, – согласился Родль, умеющий поддерживать самые мрачные шутки своего «шефа от имперской безопасности».
12
Лунное сияние просачивалось даже через плотные занавеси, и заливало комнату голубоватой мерцающей дымкой. Хотелось войти в нее и брести, как по охваченному туманом утреннему лугу.
…Генералу Власову вспомнилось, как однажды в лесу под Мясным Бором они с поварихой Марией Вороновой наткнулись в тумане на немецкую разведку. После конфликта, возникшего в его бродившей по волховским лесам группе, одни офицеры демонстративно покинули своего командующего, заявив, что вместе, большой группой, им не пробиться; другие молча, незаметно исчезали в последующие дни. И вот уже неделю, как они с поварихой бродили только вдвоем.
Немцев было много, в полном молчании они обтекали их то слева, то справа, причем некоторые тенями мертвецов проплывали в густом тумане, буквально в нескольких шагах от жиденького кустарника, в котором они с Марией даже не притаились, а попросту замерли от страха.
– Что это было? – почти без слов, беззвучно шевеля омертвевшими от страха губами, спросила Мария, как только последний немец протрещал веткой по окраине их островка.
– Можешь считать, что привидение, – так же беззвучно прошептал Власов.
Они все еще сидели на корточках, и женщина заметила, что генерал по-прежнему держит пистолет где-то на уровне плеча, стволом к себе, как бы полуподнесенным к виску.
Чуть позже Мария даже с горечью упрекнула его: «Ну да, вы бы стрельнули в себя – и на небеса! А что было бы со мной? Обо мне вы, конечно, не подумали».
– Но у меня в стволе один-единственный патрон, последний.
– А мне больше и не надо, – наивно блеснула Мария антрацитовой чернотой своих глаз. – Только верно стреляйте, генерал, чтобы не мучиться.
– Одним