то серую каменную толщу. Что-то мешало ей дышать. Эхо удара и сейчас отзывалось у нее внутри головы. Но Рован на этом не успокоился. Склонившись над ней, он прижал Селену к камням. Сильные, мускулистые бедра больно упирались ей в ребра. Никак он не выдержал и собрался ее задушить? Она и так почти не дышала. Голова отчаянно кружилась. После работы на кухне у нее не осталось сил. Да и откуда взяться силам после стольких недель жизни впроголодь? Селене было не напрячься и не сбросить Рована с себя. Она не могла даже пошевелиться. Противник превосходил ее весом и силой. Впервые в жизни она почувствовала: ее переиграли по всем статьям.
– Превращайся, – потребовал Рован.
Селена ответила смехом. Хриплым, прерывистым, звучащим жутко даже для ее ушей.
– Что, не ожидал?
Боги, голова у нее просто раскалывалась. С рассеченного лба ползла струйка крови. Рован теперь восседал у нее прямо на груди. Селена снова засмеялась. Разумеется, сдавленно.
– Думал, разозлишь меня и я послушненько превращусь?
Рован что-то прорычал. Его лицо Селене было видно сквозь хоровод звезд перед глазами. Даже простое моргание вызывало боль. Таких синяков она еще не получала.
– Мне тут пришла мысль, – превозмогая боль в голове, сказала Селена. – Я ведь жутко богата. Давай мы недельку поиграем в обучение, а потом ты скажешь Маэве, что я готова и могу входить в ее мир. За это я отвалю тебе столько золота, сколько пожелаешь.
Клыки Рована были возле самой ее шеи. Казалось, еще мгновение, и они вопьются ей в горло.
– Мне тоже пришла мысль, – прорычал Рован. – Не знаю, на что еще ты ухлопала эти десять лет, кроме дрянной игры в ассасина. Но расхлябанность сделала свое черное дело. Ты совершенно не умеешь управлять собой. Ни самообладания, ни дисциплины. Я говорю не о поверхностной, а о глубинной дисциплине. Ты как была, так и осталась ребенком. Капризным, избалованным ребенком. А еще… – зеленые глаза Рована были полны откровенного презрения, – ты трусиха.
Будь ее руки свободны, она бы расцарапала ему физиономию. Селена извивалась, пробуя все известные ей способы высвобождения из хватки противника. С таким же успехом она могла бы пытаться сдвинуть каменную глыбу.
– Что, не нравится это словечко? – спросил Рован, отвратительно посмеиваясь.
Он наклонился ниже, и теперь глаза Селены, в которых еще мелькали цветные полосы, видели только его татуировку.
– Трусиха, – повторил он. – Трусиха, которая десять лет пряталась под маской ассасина, а невинных людей тем временем сжигали, рубили им головы и…
Селена больше не слышала его слов.
Все вокруг и внутри ее остановилось.
Это ощущение было не с чем сравнить. Может, с погруженностью под воду. Или с мгновением, когда она вбежала в спальню Нехемии и увидела изуродованное тело. Или с другим мгновением, когда принц Галан Ашерир – храбрый, любимый народом – ехал в лучах закатного солнца, сопровождаемый приветственными криками.
Она лежала и смотрела на небо, на которое наползали облака. Вроде бы Рован говорил что-то еще, но она не слышала.